Анатолий Ехалов - Солнце на половицах

Это была большая лужа, собравшая в низине дождевую воду. Мы побежали к ней и тут же упали в эту парную мутноватую купальню. И хотя она была мелка для купания, мы были на вершине счастья.

Сколько времени мы барахтались в этой грязевой ванне, не знаю. Мы забыли и про открытки, и про страсть, овладевшую было нами, и про само время. Когда солнце стало заваливаться в рожь на ночлег, мы выползли из лужи и стали искать свою одежду. Ее нигде не было. Не было и коробочки с фотокарточками.

Мы сели с Люськой в рожь, томимые нехорошими предчувствиями. Слышно было, как в деревню пригнали скотину с пастбища, как бабы закликали своих коров и коз, разводя их по домам. И тут я услышал взволнованный голос своей матери. Она искала меня.

– Толька! – кричала тревожно она. – Только приди домой, паразит!

Вслед за ней заголосила Люськина мать:

– Люська! Вот я тебя!

Мы уже дрожали в предчувствии хорошей взбучки. Наверное, Гагара все рассказала родителям. Нужно было выходить из своей ухоронки. Но как? Голыми? А на улице, похоже, была вся деревня. Моя мать уже голосила не по-хорошему.

Слышно было, как побежали за граблями, чтобы искать нас в прудах, кто-то принес железную кошку – искать нас в колодцах. А солнце уже вот-вот должно было скрыться во ржи. Стало страшно, но домой идти было еще страшнее.

И все же мы пошли. Пошли голые, как Адам и Ева, изгнанные из рая. Пошли, чтобы покорно принять людской суд. Через пятнадцать минут меня уже драли ремнем. Я кричал, не стесняясь. И когда я переводил дух, слышно было, как кричала Люська, которую драли в доме напротив. С той поры я надолго потерял интерес к женскому полу. Не знаю, какую кару понес мой отец, но револьвер был сброшен моей нравственной и миролюбивой мамашей в старый колодец вместе с промасленной бумагой.

Наверное, он лежит в нем и до сих пор. А нашу уже истлевшую одежонку нашли по осени комбайнеры, жавшие за деревней рожь.

Осень выдалась золотой. Было тепло и сухо. В деревне запахло груздями и рыжиками. Их солили бочками и бочатами. Потом квасили капусту…

У дедка Сано было полно работы, то и дело приходили соседи и заказывали ему новые кадушки и бочата. По осени начинались в нашей деревне праздники. А к праздникам всегда варили свое пиво.

Первый раз я отведал деревенского пива той осенью.

В нашу затерянную в лесах и невероятном бездорожье деревню начальство и милицейские власти добирались редко, и деревня жила вольно и дружно по законам прежних традиций.

По ночам сообща ходили косить сено на собственных коров с колхозных пожен, крестили детей, держали в красных углах иконы, варили самогон и вот деревенское ржаное пиво на праздники…

Однажды в наше Паршино нагрянула грозная комиссия во главе с участковым в поисках преступного самогоноварения. Они шли из дома в дом, заглядывая в сараи, овины и гуменники, однако поиски не принесли результатов.

Удивительная система деревенского информационного оповещения срабатывала безотказно. Никаких признаков пива или самогонки найдено не было. Усталые члены комиссии уже было собрались на ночлег в сельсовет, как тут услыхали разговор деревенских баб у колодца. Колхозный бригадир Лидия Белова на всю улицу докладывала:

– Искали и у меня. Да разве им найти! У меня бутыль с самогоном в шкафу под платьями висит привязанная.

Комиссия отправилась прямым ходом к Лидии. Бутыль нашли, изъяли, протокол составили и с изъятым вещественным доказательством отправились на ночлег. Бутыль хоть и большая была, но, исследуя ее содержимое, комиссия отпила изрядно.

А ночью деревенские парни влезли в окно, бутыль и протокол со стола унесли, а посередь стола оставили большую кучу дерьма…

А самогон потом был выпит деревенским сообществом на очередном празднике.

…Ах, какие были праздники в северных деревнях! От прежних времен, когда в каждой деревне был свой престольный праздник, досталась нам традиция общинности и заединщины, ощущение большой семьи. И теперь вся округа справляла уже и престольные, и светские праздники вперемешку. Но как справляли!

Например, у нас всегда гуляли Казанскую. И в этот, обычно жаркий и грозовой день, в нашу деревню сходились с окрест жители десятка деревень. Шли ребятишки и молодежь, взрослые и старики…

С раннего утра на нас накатывались расцвеченными волнами гости… С задорными частушками, гармонными переборами, балалаечными трелями…

Волна праздного народа, накатившая на деревню, тут же поглощалась домами, где хозяева поджидали гостей у накрытых столов. И совершенно не важно, из какой деревни гость переступал порог твоего дома. В этот день ты должен был принять каждого, кто б к тебе ни заходил.

Церемония встречи начиналась с подношения гостям пива в деревянной братине или медной ендове с целованием. А потом уже было застолье с пирогами, студнем, щами и тушеной картошкой, обношение водочкой и пивом. Однако засидеться за столом слишком долго не удавалось. Обычно после третьего стакана пива хозяева подавали овсяный или пшеничный кисель, что служило сигналом окончания приема. Отсюда и пословица: «За семь верст киселя хлебать…» Это когда плохо принимают, сразу кисель подают.

Гости и хозяева раскланивались и расставались. Едва успевала хозяйка перенакрыть стол, как новая волна гостей уже шумела в сенях. И все повторялось сначала…

А первая волна гостей направлялась к другому хозяину, и так шло гостевание до позднего вечера во всех домах деревни… И весь день – пляски на улице и хороводы на околице. А потом ночевали по сеновалам всем гулеванием. Тут и сказки, тут и байки, тут и с девками обнимания…

Да, затратными для хозяев получались празднички. И пиво надо сварить, и самогоночку, и скотинку завалить. Но уж зато целый год они безо всякой заботы будут ходить в праздники по соседним деревням и всюду будут желанными гостями…

…Вот и в нашем доме готовились принимать гостей со всей округи. Варились студни, готовились и коптились колбасы, из Степачихи был призван на помощь дед Сано. Он пришел со своей бабкой Паней для изготовления домашнего пива, привезя на попутной лошади новенький, светящийся липовыми боками пятиведерный бочонок.

Дед Сано был бондарем, делал бочки, кадушки, ушата, деревянные ведра, но для всей округи он был признанным пивоваром. Детей у них с бабкой Паней не было, дочка погибла в лесу на лесозаготовках, поэтому вся их нерастраченная любовь перешла на меня, когда мы квартировали в их доме за отсутствием собственного жилья.

Дед Сано с бабкой Паней готовы были выполнять любую мою прихоть А еще научил меня дед петь частушки, среди которых были и политические, и озорные. Но тогда петь политические частушки уже было не так страшно: