Фирдауса Хазипова - Чертополох с окраины Уфы. Книга 1. 50-е—60-е годы

Зато взрослые реализовали свою энергию в полной мере. Бешеной популярностью пользовались тогда футбольные матчи, мотогонки, фигурное катание. Все гордились Габдрахманом Кадыровым. В дни соревнований по улице с двух сторон стекались толпы, море людей к стадиону. Они шли, как на маевку, радостные, с большим подъемом. С балкона видно было, как по зеленому полю бегали фигурки или в клубах пыли, круто накреняясь, летели мотоциклы. Воздух рвал пистолетный треск мотоциклов, от криков болельщиков, кажется, приподнимался в воздух сам стадион. А за стенкой громко орал сосед, бил табуреткой об пол и в конце, плача, рухнул на телевизор. Во всем этом было что-то дикое, пугающее и захватывающее.

Впрочем, припоминаю и другое… Вдоль дороги аккуратными рядами выстроились нарядные люди. Ждут, когда проедет Никита Хрущев. С утра я торчу на своем балконе. А сестра Альмира где-то внизу, у дороги.

– Я пожалуюсь Хрущеву, что ты со мной не хочешь играть, – пригрозила она мне.

Вот показался скромный кортеж, медленно проехал по улице, и из одной из черных машин махал лысый человек.

По этой же дороге каждый день проходили грузовики с зарешеченным открытым кузовом, в котором сидели бритые, одетые в одинаково серую одежду заключенные. И я пыталась разглядеть там дядю Гену. Младший сын нанай попал в тюрьму: вспыльчивость характера, безотцовщина привели его на кривую дорогу…

А жили мы на два дома потому, что родители опять завербовались, теперь на остров Сахалин. Мама работала в магазине. Он стоял весь занесенный снегом, и казалось, вокруг ничего нет, кроме этого, деревянного здания и бесконечных снегов.

Нанай еще громче и чаще проклинала все на свете, материлась по-татарски и вопрошала, когда же Аллах ее заберет. К счастью, он ее не слышал, потому что бабушка ушла из жизни в 90 лет в 1991 году.

А меня перевели в четвертый класс школы №85.

Ослепительно-хрустящий снег под светом фонарей. Золотые кленовые листья на аллее по улице Кольцевой… Познание мира, людей, себя. Зачем-то судьбе было угодно, чтобы моя школьная жизнь была насыщена бурным эмоциональным опытом любви-нелюбви, непростыми взаимоотношениями со сверстниками, остроэмоциональными – с учителями. Росла душа. Мучительно осознавала свое «я». Это была ничем не сдерживаемая натура, открытая со всех сторон и потому уязвимая.

Мои любимые учителя – все они так или иначе согрели своей добротой мою одинокую озябшую душу. Самые потрясающие минуты счастья я испытывала в 85-й. Именно здесь на меня ниспадал сияющий поток тепла и даже любви, чувства защищенности, какой-то даже значимости своей в этом таком сложном, пугающем мире, который называется жизнь.

Ощущение потерянности в жизни появлялось оттого, что в этот период родители часто уезжали в далекие края. Вернувшись наконец домой, мама работала в магазине по две смены. Позже стала ездить на поездах – буфетчицей, затем директором вагона-ресторана. Чтобы заработать максимальную пенсию, поработала кондуктором в автобусах. Мама готова была трудиться много ради достижения материального достатка. У нее был как бы гостевой брак с семьей и городом.

Самая трудная «доля» от общения со мной досталась Ольге Кирилловне Зализняк. В пятом и шестом классе она была для меня единственным светлым лучом и сильной любовью. По форме мое отношение к ней напоминало типичное поведение фанатки с элементами папарацци (правда, такого понятия не было тогда в Союзе). А по сути – это была неодолимая тяга ребенка, лишенного материнской любви, к теплу и нежности. Я буквально жила тем, что встречала-провожала ее, я не могла обходиться без нее ни минуты. Мир пустел, все теряло смысл, когда ее не было в школе. Эти ощущения были похожи на чувства детдомовского ребенка, который вдруг нашел свою мать, а она не хочет его признавать. Я даже два раза ездила в г. Сумы (Украина), чтобы увидеть места, где она росла.

Сейчас, через много-много лет, я осознаю, что меня тянуло к ней. Очарование – да! Добрая материнская забота об учениках – да! Она хорошо одевалась – да! Особенно нравилось видеть ее в белом – белая одежда, белая сумка, темные очки. Все это казалось эталоном красоты. Жизнь этой семьи была совершенно другой, нежели у нас дома. Я с белой завистью отмечала, что, оказывается, соседи по коммуналке могут играть в шахматы, дружелюбно вести хозяйство. Что записываться в кружки девочки идут не одни, а с папой или мамой, что дети бывают на всевозможных мероприятиях – утренники, планетарий, театры, кино, что всей семьей они ходят в парк кататься на лыжах и санках.

И на годы запомнилась картина: в освещенном окне Ольга Кирилловна наклоняется к детям, помогая в уроках или детских занятиях. На моих глазах разворачивалась жизнь нормальной семьи, мне же она казалась идеальной.

25.11.64. Вечером после уроков я ждала Ольгу Кирилловну. На углу мы остановились, и я долго не решалась сказать ей об этом. «Ну, может, ты хочешь обнять меня?» – спросила она. «Нет, поцеловать». Она поцеловала меня в лобик (как она сама говорит), я ее – в щеку. Пошли на остановку, и О. К. сказала, чтоб я не боялась говорить то, что думаю.

С этого дня я решила вести дневник.

Меня в классе считают немного странной, что я так тянусь к Ольге Кирилловне. Ну как это объяснить? Вот я вырасту большой и тоже, наверное, буду удивляться себе, потому что многое забуду. Сколько себя помню, все время живу с бабушкой. Мама в цветастом платье, веселая, мелькает где-то на заднем плане. Я редко ее вижу. Когда училась классе во втором, они с отчимом, забрав Альбину, завербовались на Курильские острова. В Северо-Курильске незадолго до этого цунами смел с острова практически все население городка. И они поехали за длинным рублем. Оттуда приходили посылки с сумасшедше вкусным запахом копченой камбалы, рядышком прикладывались сушеные летучие рыбы, морские звезды, ракушки. После этого мама купила кооперативную двухкомнатную квартиру напротив стадиона «Строитель» и парка «Победа» (ныне «Парк нефтехимиков». – Ф. Х.). Поэтому мы с Альмирой пошли учиться в школу №85, я в четвертый, а она через год в первый. Здесь не так просторно и интересно, как на улице Суворова. Но зато здесь парк, в котором танцевальная круглая площадка и парашютная вышка. Однажды я поднялась туда, но, поскольку возраст был мал, меня отправили вниз пешком. Я испытала чувство облегчения: все же прыгать с вышки страшновато. Другое дело – прыгать с деревьев или с крыши нанайкиного дома в сугроб…