Александр Нейман - Вельзевул за кулисами

Три чужих человека в одной квартире. В коридоре повисла тишина и полумрак, из спальни доносится тихое шуршание книжных страниц, из детской слышен голос, бормочущий что-то в телефонную трубку, в зале работает телевизор без звука и видны движущиеся тени на противоположной стене. Я стою и, сквозь приоткрытую дверь вижу отца. Он лежит на кровати, положив под спину несколько подушек, и читает книгу. Некоторое время он смотрит на страницу, затем его взгляд уходит в сторону – он о чем-то задумался. Через секунду он возвращается из своих мыслей и снова принимается читать, но понимает, что не помнит о чем только что прочел, и ищет, в книге, то место, на котором погрузился в раздумья.

Я наблюдаю за ним долго. Мне хочется подойти и заговорить с ним. О чем? Не знаю. Просто заговорить на любую тему, так же как я делал это в детстве. Говорить все, что в голову взбредет. Задавать глупые вопросы и даже не получая ответов, видеть как он смеется и наигранно задумывается чтобы так же по-детски ответить. Но о чем мне говорить с ним сейчас? Он не поймет. Он уже не помнит себя, в моем возрасте.

Отец снова погружается в свои мысли, затем его руки медленно опускают книгу на живот, и он засыпает в полусидящем положении. Как обычно. Мне хочется тихо войти в комнату, взять книгу, положить ее на тумбочку, снять с него очки и положить их на книгу. Я люблю своего отца. Очень люблю. Но у меня не хватает решимости войти в спальню. Я не знаю почему. Я устал от этих мыслей и бессилия справится с самим собой. Переступить через свой характер и просто начать все с начала. Как бы я хотел….. Но как? А если не выйдет? Что будет тогда? Я устал от этих мыслей…..

Но все начало меняться само. Как то я вернулся с репетиции (они были у нас почти каждый день), отец был дома, не в гараже, не на даче…. Запах чего-то вкусного я уловил еще в подъезде, отец на кухне громыхал кастрюлями. Лизы еще не было, да и он пришел довольно рано.

– Здоров, – сказал отец, выглядывая с кухни.

Было жарко, в такую жару он обычно ходил по дому в семейных трусах, конечно, когда никого не было из посторонних. И сейчас на нем были семейники и Лизкин фартук.

– Привет, пап, – ответил я.

Он улыбнулся и опять нырнул в кухню. Проходя мимо, я заглянул туда: на всех четырех конфорках стояли кастрюли и сковородки, в которых что-то бурлило и потрескивало. Я прошел в зал и сразу увидел на полу коробку, коробка была уже открыта. Рядом стоял новый телевизор, а на нем проигрыватель для дивиди дисков. Через несколько минут в дверь вошла Лизка, которая была удивлена не меньше моего.

Мы сели ужинать, впервые за несколько лет, вместе. Отец пожарил свои знаменитые отбивные, приготовил два разных вида салатов, отварил картофель и потушил грибы с каким-то соусом. Первые несколько минут мы ели молча. Отец выжидающе посматривал на нас с Лизкой, я как всегда делал вид, что мне все равно. Потом Лиза нарушила тишину.

– Премия? – спросила она.

– Почти, – ответил отец. – Там в прихожей, в пакете еще диски лежат, – отец, снова улыбаясь, пробежался по нам взглядом и принялся резать мясо и, будто так, между делом добавил. – Шабашка.

– Что за шабашка? – вступил в разговор я.

– Да, там, на работе, кое для кого, сделал кое какую работу, – отец говорил, одновременно пережевывая мясо, – вы и не заметили, что меня неделю по вечерам не было.

– Мы думали, ты на даче, – сказал я.

– Или в гараже, – пожала плечами Лизка.

– Ну, я же трезвым приходил, – парировал он и улыбнулся. Мы с сестрой тоже улыбнулись и оба, почти синхронно опустили головы к тарелкам и, все еще улыбаясь, продолжили ужин.

– Посмотрим кино, сегодня? – спустя какое-то время спросил отец.

Мы, пожимая плечами, кивнули головой, опять, почти одновременно. Отец встал и начал собирать тарелки. Потом он всем налил чай и достал из холодильника торт. Уже за десертом беседа стала оживленней. Первой начала оттаивать моя сестра.

– Как там наша дача?

– В этом году не очень, помидоров почти нет…

– Можно подумать, что в прошлом были, – съязвил я и, тут же, мне стало стыдно, я опустил голову к чашке и начал пить чай, так плотно прижимая ее к лицу, что еще бы чуть-чуть и голова провалилась в нее целиком.

– Зато ягод много. Смородина, крыжовник, облепиха, ирга. Сереж, ты же любил раньше смородину, помнишь?

– Помню.

– Ты тогда маленький был…..

– Пап, ну хватит… – я уже хотел было встать и уйти, потому что решил, что наш разговор начинает приобретать прежние черты, но отец остановил меня.

– Сиди, сиди, ешь, – в полголоса сказал он и положил руку мне на плечо.

Как давно я уже не ощущал его рук. Я почувствовал, хоть мой характер и сопротивлялся этому, что мне очень приятно его прикосновение, такое теплое и родное. В этом коротком, легком касании собралась вся нежность отца к сыну, скопившаяся за годы размолвок и недопонимания. И мое подсознание не сопротивлялось, оно с жадностью приняло, то чего не хватало всему моему естеству, только мой характер, где-то там, в глубине, по-прежнему бурлил. Я сел и стал доедать свой торт.

– Ну, честно, пап, скажи, откуда все это? – спросила Лиза.

Отец замолчал ненадолго, разломал свой кусок торта на несколько маленьких, позвякивая ложкой, затем выдохнул и сказал, повернувшись к ней.

– Я машину продал.

Повисла пауза, потом Лиза, как бы совершенно не удивившись, сказала:

– А на чем ты будешь на дачу ездить?

– Да на автобусе, – ответил отец, – или на велосипеде. Может нам как-нибудь поехать всем вместе? Ты позагораешь, Сережка ягод поест.

– Пап, у меня работа, – ответила Лиза.

– У меня репетиции, – пробубнил я.

– Ну, давай поедем, когда не будет репетиций. А что вы репетируете, летом же, вроде нет игр? Давайте на выходных поедем. Там хорошо, свежий воздух, солнце уже не очень жаркое. Без ночевки, приедем днем побудем и вечером уедем. Автобус до семи ходит.

– Вы езжайте с Сережкой, а я на выходных занята, к тому же эти, всякие комары, мошки… нет, не хочу, а вы съездите.

– Ну, что скажешь, Серый?

– Поехали.

В субботу я с отцом поехал на дачу.

Почти месяц, до осени, два, три раза в неделю я с отцом ездил на дачу. Лизка ходила с нами, но редко, по выходным. Ей было двадцать семь, она хотела замуж, поэтому ягоды и картошка ее интересовали меньше всего. Не этого я ожидал, но после первой поездки я понял, что что-то изменилось. Не только в нем, но и во мне. С того самого дня, как он коснулся моего плеча. Такое чувство, будто меня достали из глубокого сугроба. Мне стало не только тепло и светло, но и дышалось легче. Весна. Вокруг была осень, а у меня весна. Впервые, с тех пор как я стал более самостоятельным, и начал воспринимать жизнь по своему, отец не занимался моим воспитанием в той раздражающей форме, как он это умел. Не читал мне морали и не смотрел с укоризной, молча, тем взглядом, от которого хотелось избавиться как от тяжелой ноши. Мы просто разговаривали, обо всем. О том, что нам было интересно, о рыбалке, КВНе, о даче (эти разговоры были интересны больше ему), и не лезли друг другу в душу, не пытались разобраться в прошлом, а просто, несколько раз в неделю уходили в наше настоящее. Вдвоем, отец и сын.