Наталья Белоненко - Долгий путь, или Хрупкие люди

Так Брисс начала приоткрывать свою историю, наполняя ее осторожной теплотой, отфильтрованной от боли ностальгией. А Тейн тайком украдкой сверяла эту историю —последовательницу – с той, первой. Она принялась не сравнивать, не сталкивать – просто «склеивать». Она не думала общаться с 3й знаковой женщиной отца, которой его досталось больше всего, но которая сама была глубоко в своих патологиях. Но эти 2 источника она сумела слить в «речку с чистой водой», и начать промывать этим свои застои в сознании, связанные с папой.

Она все меньше начала бояться смотреть многочисленные записи, где он – яркий до культовости. Она начала осмысливать степень природной притягательности, дарованной ему природой, цену его успеха, примечать нюансы его исходного характера, замечать и потихоньку, по кирпичику разбирать признаки его личных травм. Она хотя бы «застеклила окна и замазала трещины», в которые «выдувало» любое тепло. Она начала «заходить» туда внутри себя, и «вычистила мусор» обид и отрицаний. Это – пока никакие не прощения, тут не было никаких планов по новой обстановке – просто «выкинуть мусор» и «отмыть» застарелую, въевшуюся грязь.

Потом, она начала ему позванивать. Этот слегка обрюзгший к своим 40 годам человек удивлено растерянно радовался и почти смущался, что она вдруг вспомнила про него. Уточнял – почему, может, ей что-то надо? Сокрушался, что мало чем может ей помочь – он сам на государственном пособии. С ним не хотят сотрудничать по причине его неблагонадежности. Она вдруг начала замечать, как виновато, «поджав хвост», он говорит с ней, путаясь в своих интонациях. И поняла причину его избегания разговоров о встречах. Он с острейшей осторожностью как бродячий пес, не верил, что она позвонила уточнить просто «как ты там?», выискивая и вынюхивая скрытые подробности. А она – вслушивалась в голос, и какие-то пиксели внутри нее, в ее чувствах, казалось, давно отмершие, вдруг загорались светом, достраивая картинку ее мира, постоянно меняющуюся, как на плазменном экране. Просто теперь – чуть более целостную, какими бы красками она ни играла в данный момент. Там могут быть любые сюжеты, но теперь ничто не отвлекает – никакие темные точки.

Словом, она производила внутри себя ремонт. Дело долгое, энергозатратное, требующее подчас предварительных разрушений. Терпения. И упорной работы.

Но главное – уже по телефону она замечала, узнавала «бардак» в нем самом. Такой же точно, какой она нашла в себе самой – в том уголке себя, именованном им. И осознавала, что ремонт – требуется не только ей.

Однажды она приехала к нему сама. Просто так – пообещав мимоходом, и внезапно выполнив. В шатко-валко перестроенный частный дом в столичном пригороде, доставшийся от бабушки. С двором и мангалом.

И тогда она увидела бардак настоящий… Вот тогда она открыла для себя истинное «лицо» депрессии. Она увидела перед собой человека, который долго гнался за уходящим поездом, пока не выбился из сил. Который споткнулся, упал ничком на землю, ушибся и устал, и не находил больше в себе сил подняться. Как и понимания – зачем.

Она как раз была тогда примерно в том возрасте, в котором он был на своем пике, когда на него молилось полмира… Придя к нему, она была еще не звезда,

но и не чаяла этого. Мама научила ее, что блеск сцены – это мечта, которая изнутри исполняется весьма неожиданно, а психотерапия – научила что жажда звездности и обожания – это чаще всего компенсации каких-то дефицитов.

Да, она тогда была именно в том возрасте, когда он – блистал в музыкальном мире.... Она с детства была посвящена в эту легендарную историю… и лишь теперь открывала для себя, что совсем её не знала. Изнутри.

Поборов в себе шок и острейший приступ ядовитой жалости, граничащий с безысходностью, она нащупала основу, на которую решила опираться: она вспомнила мальчишку, о котором рассказывала Трэйси, а потом мама, и попробовала отыскать в этом потерянном бренном создании – того. Исходного.

– Привет, Пап! – сказала она, печально оглядывая обстановку, и помня, что в группах поддержки осуждение, явное или скрытое, как и обратная сторона его – всепрощение, игнорирование правды – признаки созависимого поведения, – Я пойду сварю кофе. А ты вставай, одевайся, и затеем уборку. Ничего, что болеешь, будем выздоравливать по ходу дела. Это и все, что у тебя есть из еды? И как ты не поправляешься на пиццах, счастливчик? Хорошо, что я захватила бекон. И яйца. И немного овощей. Ну как? А где у тебя урна? Так, кажется, нам понадобятся строительные мусорные пакеты. Вставай, смотри, я привезла тебе презент – брелок Бивиса и Бадхеда.

Это Рич рассказал ей, как по детству, а потом уже старше чем подростками они играли в этих персонажей, и повсюду собирали эту символику. Готовы были неделю пахать разнорабочими, чтоб купить себе по бейсболке с мультяшками.

Настраиваясь на этот визит, собираясь духом, она решилась позвонить его некогда, в детстве, лучшему школьному другу, который по-случайности и привел его тогда в проект… Она уже не помнила, откуда, но знала точно, что главным исполнением самых смелых мечт для него были не деньги и слава, а то, что он проходил этот путь с этими вот небезразличными людьми, связь с которыми вросла в него еще в школе.

Друзья… Однажды она услышала в одной из давным-давно брошенных фраз Райса, что не будь тогда детей у его ближайших друзей, у него она тоже появилась бы вряд ли. Оставить одну из многочисленных беременностей многочисленных подруг его побудил… «коллективизм». У друзей ведь получилось, потому не испугало и его… Так что его отцовство в неполные 20 было «подсмотренным». За компанию. И она просто была благодарна за свое везение, за этот жребий, и давно приняла этот факт как данность. Просто тогда он – именно так понимал жизнь. Именно так её измерял.

Тейн знала, что теперь он в глубокой опале бывших, некогда таких близких людей, с которыми столько достигал и которые столько для него значили, и ныне между ними тооооолстая стена из неосторожно, а чаще – намеренно брошенных в адрес друг друга колких слов и провокаций. Она и не мечтала, что Уолтер или Рэй захотят разговаривать с ней, по крайней мере о нем. Уолтер всегда был особенно добр и чуток с ней, но открыто избегал упоминаний ее отца. Впрочем, раньше ей это было и не нужно… Они были по одну сторону «барикад». Все они были так или иначе – теми, кому от него «досталось».

Словом, она понадеялась на Рича. Тот – будто б ждал, что рано или поздно это случится – что она позвонит и спросит. Он вкратце, без дамской лирики обрисовал ей примерно то же, что она слышала и прежде… Прикольный, легкий, полетный. Задорный. Позвав в гости, Рич припомнил пару забавных историй, которых она раньше никогда не слышала – нечто очень персональное. Эксклюзифффчик. Стройки, вечеринки, авантюры… И как они дурили его несчастную бабушку.