Ольга Шорина - Тетрадка с клоунами

В Мамонтовку съездила, щенка покормила. Он уже сам мне на встречу выбежал. И, оказывается, не надо делать такой крюк через улицу Мира и Школьную. В конце Кузнецкого моста есть удобный проход, только очень грязная дорога.

Сегодня побывала дома у Лепёхиной. Она сама открыла дверь и впустила меня.

Она так расписывала свою квартиру, что я думала, что там ужасающая бедность и грязь («Мы сейчас меняем трубы!»), но жильё хорошо упаковано. Печка СВЧ, которой даже у Летовой нет! Кран на кухне, которым я не знала, как воспользоваться. Радиотелефон. Три комнаты, кровать «кинг сайз».

Мимо меня продефилировала растрёпанная девица в розовом махровом халате (мама – в красном):

– Здрасьте! – бросила она, как червонцем одарила.

– Оксанка, иди, познакомься, – беспомощно позвала мамаша, но комната защёлкнулась на замок.

Истинная старая дева: злобная, надменная.

Лепёхина рассказала мне новости: на приёме у главы были, Хлудов очень хорошо к ним отнёсся. У Шиханова сегодня в кинотеатре «Аврора» конференция, он и её, вооповку, пригласил.

Когда же я спросила, как же мне поговорить конфиденциально с Михаилом Викторовичем, Лепёхина передала его слова:

– Он так удивился: «О чём таком она хочет со мной поговорить?!! Есть же вы, Галина Георгиевна!» Да, Аль, есть же я!!!

Вот о тебе-то как раз речь и хочу повести!

– Да я про Курицына. Он в секту ходит, к сайентологам!

– А мне он сказал, что это ты в секту ходишь!

– Да он что, …?!!

Выслужиться хотел! Но я же ничего не говорила ему про методическую семинарию, про стипендию, – я просто об этом забыла!

И я, по своему обыкновению, стала ругать Алкашку. Лепёхина, как ни странно, меня даже поддержала:

– А Алиска, она чего-то да… Я пришла, когда уже мебель выставили, а она приехала с подружкой. Я её позвала: «Алис!» – а она даже не обернулась, убежала!

Ах, горе-то какое!

Если я одну эту фрязинскую сучку не могу вынести, то двое меня точно расплющат.

А между тем настало время позднего обеда, – в три часа дня. Просто как в «Джейн Эйр»: «…но после обеда (когда не было гостей, миссис Рид кушала рано)». А здесь поздно.

Лепёхина, как и миссис Рид, собралась обедать в кухне «в кругу дорогих деток», только вместо Эммы, Джона и Джорджианы – Оксана и Дима. Громко включили какую-то радиостанцию с уже старой музыкой (передавали «Солнечный остров» Макаревича).

Лепёхина вошла в свою спальню и почему-то шёпотом сказала:

– Аля, я хочу угостить тебя супом!

Суп я не хотела, но ещё больше боялась идти обедать из-за её доты. И я долго сидела и ждала.

Разговоры шли какие-то изысканные.

– Мама, а разве у нас есть кто-то в Ленинграде? – удивился Димка.

– У нас и в Хотькове есть. Я раньше туда ездила. Виду, конечно, на станции никакого…

– А вы музыку дома слушаете? – спросила Лепёхина, когда семейный обед закончился.

– Нет.

– А мы все очень друг по другу скучаем, когда долго не видимся.

Да неужели?

Она стала гладить прямо на своём «сексодроме» тёмно-зелёное платье из вискозы с нелепым, белым и круглым воротничком, – собиралась идти в нём на конференцию. И вдруг стала рычать и ругаться:

– Что это за платье! Даже надеть нечего!!!

Потом кинулась в «детские» и стала орать на деток:

– Почему это ковёр не пропылесосен?!! Да вы знаете, что вся эта шерсть на лёгких оседает?!!

Она визжала уже просто кишками. Всегда видела Лепёху флегматичной и мрачной.

Оказывается, у них жила собака, колли Айна.

– Очень симпатичная собачка! – обиженно сказала мне Лепёхина.

Ага, а других уничтожать задумала.

Нам было по пути. Перед конференцией Лепёхина,– маленькая горбатенькая тётечка со старушечьим пучочком, решила заглянуть на огонёк в администрацию, и вдруг сказала мне очень ласково:

– Я в этой комнате никому не позволю сидеть,– она очень маленькая!

А у меня сердце упало: что же со мной тогда будет?

– А я твою Малышеву видела, – сказала мама. – Так странно: она ещё совсем недавно маленькая бегала, а сейчас уже ходит с животом!

– С икрой! – заржал отчим.

Господи, как же пошло!

– И как не стыдно, – сказала я.

– Ха, а чего стыдиться? Я же по Щёлкову беременной ходила, и ничего!

Вчера у речки я встретила Ириночку! Громадную, нескладную, в тёмно-фиолетовой куртке-аляске! Она очень мне обрадовалась, заулыбалась вся!

А я увидела в продаже газету «Неделя в Подлипках», и очень обрадовалась. Стоит она всего пятьдесят копеек. Пишут там про наши города и станции. Её каждую пятницу приносила мне маленькая женщина из Управления экологии.

Мама с отчимом стали на меня орать, что я трачу деньги на ерунду. А встрече с Ириночкой она так обрадовалась, будто свою одноклассницу встретила.

И вот понедельник, какая же жуть и тяжесть! У ВООПа же теперь даже комнаты нет, и когда будет – неизвестно (лисицы живут в норах, а Сыну Человеческому негде голову приклонить). Если бы отчим был на работе, а не в отпуске, можно было ещё как-то… А то сегодня:

– Приду в двенадцать.

Возвращается вперёд головой около пяти вечера. И вдруг слышу из большой комнаты:

– Можно тебя на минуточку?

На его пьяную рожу не реагирую. И как удар током:

– Ну, сколько можно обманывать?

У меня сразу нервный срыв:

– Что надо?!!

– Присядь.

– Что надо?!!

– Шоколада! Признайся уж, не работаешь нигде!

А ведь я вправду не работаю в ВООПе…точно так же, как и Лепёхина и Сафронов.

Пока его дома не было, по радио передавали интервью с Галиной Щербаковой, написавшей «Вам и не снилось». Разговаривает она очень надменно, свысока. В конце, как всегда, блиц-опрос:

«Чтобы вы сказали самоубийце?» – «Остановись. Потеря сегодня может обернуться огромным приобретением завтра».

«Кого из политиков вы пригласили бы к себе на обед?» – «Гайдара, Чубайса и Новодворскую».

Сука демократическая.

Нашу новую каморку выкрасили красивой масляной краской. Дверь нараспашку. Стройгруппа ничего не делает. Как не заглянешь, все сидят, курят и смотрят на меня.

Мне надо срочно поговорить с Михаилом Викторовичем. Сегодня вторник, значит, Янка дома, у них военная кафедра. Забираюсь на пятый этаж, звоню. Из-за двери рычит её мать:

– Кто-о?

Не успеваю убежать.

– А Яны нету?

– Она в Москве на экскурсии.

Так и не позвонила.

Осенний проливной дождь. Хотела поехать на Третьяковскую, но опоздала на 12.47, а дальше всё отменили.

Вспомнила про переговорные пункты. Везде очереди. Минута разговора по району стоит, оказывается, рубль шестьдесят!

Отчим сегодня трезвый. Мама ему проработку устроила с традиционными театральными слезами в голосе: