Михаил Каншин - Кусочки мозаики. Почти документальные истории

Но особенно эффектным было приземление асов. Они заходили на площадку по крутой глиссаде, буквально падали с неба, скорость почти не гасили и со свистом ветра в стропах, с эффектно трепыхающимся на стеньге хвостом «медузы» проносились сквозь створ «ворот» и дальше уже почти горизонтально, сбрасывая скорость, скользили по траве своими ногами, как самолет на шасси, мимо зрителей и спокойно становились на ноги. Это был высший класс!

Не знаю, что подумала Галина, а вот моя мысль была очень четкой: «Это мое. Я тоже так хочу!» Видимо, она чувствовала что-то похожее, а потому мы дружно направились к «манифесту» – узнавать условия прыжков.

Все оказалось достаточно просто: прыжок в тандеме с инструктором может совершить практически каждый – подписывай договор, в котором всю ответственность принимаешь на себя, плати денежки и – вперед!

Прыжок «тандем» хорош тем, что действительно не требует от новичка никаких навыков. Он ведь просто пассажир, надежно прикрепленный спереди к опытному инструктору. И тем не менее прыжок в тандеме дает хорошее представление о том, что такое ПРЫЖОК.

И мы решились.

Облачившись в комбинезоны, надев шлем и всю «сбрую» (подвесная система из ремней и замков-карабинов, с помощью которой «пассажир» крепится к инструктору), отправились к выходу на поле.

Объявили наш взлет, и группа человек в двадцать парашютистов, среди которых были мы с Галинкой и наши инструкторы, направилась к самолету.

Всего парашютистов обслуживали три самолета, у каждого из которых было собственное имя. Нам достался «Скай шарк» (небесная акула), с носом, разрисованным под зубастую акулью пасть.

Разместились на длинных скамьях вдоль бортов самолета. «Тандемы» – в самой глубине фюзеляжа, у кабины пилотов. За нами гурьбой забрались несколько групп молодых ребят и девчонок. Как выяснилось позднее, они отрабатывали групповые прыжки.

Самолет взлетел и начал набирать высоту. И вот тут я почувствовал мандраж. Одно дело – сидя на земле, наслаждаться эстетикой прыжков и думать: «Как здорово! Я тоже так хочу!». Совсем другое – реально оказаться на высоте более четырех километров и вдруг осознать, что вот сейчас, уже через несколько минут, ты, пусть и с опытным инструктором, накрепко пристегнутый к нему, должен будешь падать в эту четырехкилометровую пропасть…

В голову откуда-то из подсознания пытался выбраться в сопровождении глупых мыслей типа «а вдруг…», «а что, если…» холодок страха, заставляющий тревожно колотиться сердце…

Я упорно гнал эти мысли прочь, убеждая себя, что все это чушь, что все здесь давно отработано и абсолютно безопасно, что все возможные роковые случайности настолько маловероятны, что думать о них просто несерьезно… Я старался загнать страх обратно, не давая ему выбраться наружу…

Напротив меня сидели, улыбаясь и оживленно что-то обсуждая, молодые ребята и девушки лет по двадцать-двадцать пять. Казалось, им все эти волнения и страхи «по барабану». Их вид успокаивал и обнадеживал: «Раз они могут, значит, и я могу. Чем я хуже?! Тем более что мне и делать-то ничего не нужно. Просто расслабиться и получить удовольствие от прыжка.»

В этой внутренней борьбе прошли те несколько минут, что оставались до решающего момента. Я, конечно, не подавал виду и улыбался Галинке, которая, казалось, тоже совсем не волновалась.

Наконец самолет набрал нужную высоту (4200 метров), и ребята-парашютисты начали ритуал напутствия друг друга перед прыжком. Как я понял позже, это было полусерьезной-полушутливой традицией, которая неукоснительно соблюдалась. Ритуал состоял в следующем: соседи, дружелюбно улыбаясь, протягивали друг другу руки, как бы для рукопожатия, но вместо пожатия хлопали раскрытой ладонью о ладонь, потом сжимали ладони в кулак и легонько стукались встречным движением кулаками, затем, не разжимая кулака, выставляли указательный палец, с улыбкой направляя его друг на друга (так в шутку рукой имитируют пистолет, на самом же деле этот жест у парашютистов означает сигнал на раскрытие парашюта). Этим они подбадривали друг друга и желали удачного прыжка.

Мы тоже проделали этот ритуал, хотя и не очень ловко (первый раз же!), тем самым как бы приобщаясь к сообществу парашютистов. И – удивительное дело! – чрезмерное волнение и подступающий страх отпустили…

По команде пилотов дверь самолета, расположенную по левому борту позади крыла, ближе к хвосту, открыли, и парашютисты стали группами вываливаться наружу.

Приближалась наша очередь. Инструктор поставил меня перед собой и пристегнул к себе, тщательно проверив все крепления. Я глубоко вздохнул, надел мягкие пластиковые очки, предназначенные для защиты глаз от плотного потока воздуха, и мы неуклюже, как парочка сиамских близнецов, неразрывно сцепленных друг с другом, стали подходить к открытой двери. Остановились в метре перед ней, и по команде инструктора я повис на нем, согнув ноги в коленях. Инструктор сделал шаг вперед и… на несколько мгновений мы замерли у самого обреза двери…

Сильный и плотный, затягивающий поток воздуха за срезом борта, гул мотора и… четырехкилометровая пропасть под ногами. Где-то там далеко внизу земля…

И от меня уже ничего не зависело…

Инструктор профессиональным движением откачнулся сначала чуть назад, а потом резко вперед, и… мы рухнули в эту пропасть!

Словами сложно передать те ощущения, которые обрушились на меня. Это был восторг! Все страхи мгновенно испарились. Только свист прорезаемого мной плотного воздуха и далекая, с вдруг узнаваемыми контурами «Аэрограда» и окрестных полей-лесов, с изгибами Москвы-реки и автострады земля, которая стала неспешно приближаться…

Это не было падением, это был именно свободный полет. И не просто какие-то несколько мгновений, а десятки секунд, минута. Было достаточно времени, чтобы впитывать всем своим существом совершенно новые ощущения, которые, казалось, струились через тебя вместе с пронзаемым воздухом. Хотелось, чтобы это длилось еще и еще… Это падение, этот полет увлекал, завораживал… Все другое перестало существовать…

Вдруг почувствовался резкий рывок, и над нашими головами раскрылся парашют. (Заметьте, не круглый купол, а прямоугольное крыло, потому что прыжки выполняются на парашютах типа «крыло», позволяющих выполнять управляемый полет.)

Раскрылся парашют, и нас сразу, резко окружила спокойная тишина…

А где-то внутри плескалась новая волна восторга! Радость, замешанная на чувстве облегчения от того, что эта штука сработала, что парашют-таки раскрылся, как надо. (И я не оторвался от инструктора!)

И новое чувство полета, теперь уже под крылом парашюта.

Инструктор спросил, как дела. У меня не было слов, но я смог дать понять, что, мол, все нормально. И сосредоточился на новых для меня ощущениях.