Владимир Черепкин - Близь и даль

– Смотрите, белка! – окликнул я товарищей, – прямо по мне пробежала и на столб прыгнула.

Мы бросили наши корзинки и в великом азарте стали кидать по белке комьями земли. Белка изворачивалась от них и пряталась за столбом, но в конце концов не выдержала той массированной атаки и спрыгнула на землю.

Мы бегали за ней вокруг столба, почти по пятам, но всякий раз при попытке схватить её, та ловко выскальзывала из рук, стремительно пускаясь в дальнейшие бега.

И всё ж, при очередной попытке забраться на столб, она, наконец-то, оказалась в моей ладони. Ладонь тотчас обожгло болью. Меж большим и указательным пальцем явилась кровь. Но я добычу свою не отпускал и, сняв с головы кепку, завернул зверька в неё.

Возбуждённые от сего нежданного поворота, начисто забыв про лес и грибы, мы подхватили пустые корзинки и быстрым шагом возвращались в свою деревню.

Я же, непомерно радостный не смотря на прокушенную руку, прижимаемую к поле пиджака, в другой руке, вместе с подвешенной на изгибе её, корзиной, в сжатой ладони нёс спеленованную свою добычу с торчащим наружу и порой шевелящимся, рыжим пушистым хвостом…

Дома я положил белку в пустой посылочный ящик, но пока закрывал его сверху фанеркой, зверёк выскочил наружу и, впрыгнув на оконную занавеску, и безумно мечась по ней, повалил на подоконник горшки с цветами. К счастью они не упали на пол, но часть земли из них всё же туда высыпалась.

Белку увидала, проснувшаяся на кровати, кошка и тоже бросилась на занавеску. После чего стало твориться просто невообразимое: белка бегала по занавескам, стрелкой прыгала с окна на окно, металась по верху серванта, шкафов, по столу; по пятам белки носилась кошка, на пол падали различные предметы, на подоконниках валились горшки с цветами. Наконец белка впрыгнула на люстру и та раскачивалась вместе с ней до пугающей меня возможности оторваться от потолка. Кошка наблюдала за ней со шкафа, но прыгнуть туда не рискнула.

Рыжий зверёк, наконец, присмирел, уцепившись за плафон, и люстра качаться постепенно перестала.

Положив на всякий случай на ладонь кепку, я осторожно обхватил белку и снял с люстры. Никакого сопротивления при этом она не оказывала. Видимо страх перед более агрессивным для неё существом – кошкой заставил её поверить в мои, как бы, менее опасные намерения. Вообще, известно, что дикие животные, уходя от большой беды, часто приходят в те места, где есть люди, ища там некую защиту. Так, например, лоси, спасаясь от волков, забегают в поселения людей, видимо осознавая значительно меньший здесь риск для себя…

Ну, а ту белку я посадил в ящик, накрыл сверху металлической сеткой, отнёс за дверь в горницу, подальше от нашей кошки и приступил к уборке после минувшей катавасии…

К вечеру пришёл с работы отец и уговорил меня выпустить мою маленькую пленницу. Да мне и самому стало её очень жаль. Я взял совершенно уже безобидного зверька в голые руки и отнёс в поле, подальше от деревенских кошек и собак, где с большим душевным облегчением выпустил на свободу…

Говорят, белки появляются вне леса в неурожайные, на грибы ли, или орехи, годы в поисках новых пищевых мест. Я надеюсь, что та белка нашла себе такое место и прожила потом долгую и счастливую жизнь…

В доме деревенского и школьного приятеля моего – Славки ощенилась собака.

Собака не особых каких-то кровей, – обычная, рыжего окраса, некрупная вислоухая дворняга.

Но другому моему деревенскому приятелю Мишке вдруг приглянулся один из четырёх, появившихся на свет, щенков. Приглянулся он ему довольно кротким характером, – в то время как другие щенки постоянно возились и непременно старались выбраться из этой, копошащейся в соломе, грудки наверх, тот пёстренький, бело-жёлтого окраса, щеночек был малоактивным и, не смотря на посильные свои передвижения, всё время оказывался где-то в самом низу…

Мишка сбегал к хозяевам собаки, и ещё, домой, где испросил у взрослых разрешения на щенка.

И вот мы втроём, с, покоящимся на Мишкиных руках, его приобретением и оживлённо обсуждая его, явились к Мишкиному дому.

– Я вот какого выбрал, самого доброго, – говорил Мишка, встретившей нас у дома, его матери, – по нему там ползали все, а он всё лежал, – такой смирненький.

– Вот и плохо, что ты такого выбрал, – говорила мать, – будет неактивный, тихий, в общем – пустое место, а не собака. Ну да ладно, что уж теперь, – вздохнула она, и, определив для щенка жилище под крыльцом, ушла готовить для нового жильца съестное.

Мишка же сделал под крыльцом для щенка нечто вроде гнезда из соломы и аккуратно уложил туда своего подопечного.

К удивлению всех, по мере роста щенок становился довольно злым к посторонним людям созданием, включая и нас – главных Мишкиных приятелей. Заливистый лай его со временем стал переходить в злобное, с оскаливанием клыков, рычание. А когда, подросшего уже, Пушка, – такую кличку дали ему хозяева, – посадили на цепь, к двери вообще нельзя было подойти без его хозяев.

Таким вот стал этот пёс, не в пример всем другим, весьма добродушным деревенским собакам…

Но однажды случилось для собачки событие неприятное: Мишкины родители завербовались на работу и житьё в далёкий северный город Котлас. Дом свой продать ни кому они не смогли и просто заколотили досками все окна, заперли все двери и отправились всей семьёй в те далёкие края. Пушка же они перед тем просто отвязали и, наказав находиться здесь, оставили на произвол судьбы.

Мы потом не видели, чтобы собака куда-то выходила из своего обиталища и лишь при нашем приближении к дому в попытке чем-то её покормить, она злобно выскакивала из под приступок, оскаливала клыки и грозно рычала.

Мы же, побросав наши, припасённые ей, куски, быстро покидали это опасное место.

Но однажды, проходя мимо дома, мы не встретили привычного собачьего рычания. Подойдя ближе, услышали всё ту же, необычную тишину.

Пушок лежал без движения, с высунутой меж приступок головой.

Мы со Славкой отнесли, беззлобное уже, животное за деревню на пустырь и закопали там, погрустив при этом и повосхищавшись той безмерной собачьей преданности своему дому…

Мне вспоминается примечательный день моего далёкого детства. Вспоминается он по двум причинам: по причине радостного приобщения к деревенскому коллективному труду и по причине внезапно восхитивших меня завершающих минут того незабываемого трудового дня.

Но, обо всём по порядку.

Лето кончилось и стало меньше свободного времени у детворы, – теперь мы ходим в школу. Но дни ещё не совсем короткие и после выученных уроков всё же можно довольно долго пребывать на свободе, лихо отдаваться самим себе.