Владимир Черепкин - Близь и даль

И вот уже солнце склонилось к закату.

– Ну, вот и делу конец! – прерывает тишину крепкий мужской голос. Это Алексей подошёл к костру, возле которого уже молча рассаживались женщины. Разворошил большим ольховым суком головешки и угли, и опрокинул, обнажившееся там, ведро. Из ведра во все стороны брызнули пышущие жаром, но совсем не обгоревшие, клубни.

Смачно пробуя картофелину на ходу, Лёша подошёл к лошадиной паре, выпряг её из плуга, – Белугу и Былинку. Поблагодарил их за работу лёгкими похлопываниями по шеям и крупам. Животные тоже, казалось благодарили его взглядами широких и ласковых глаз. – Вот эта, конечно, жидковата будет, – потрепал он ещё раз Былинку, – а так, молодцы, не подвели, – сделал своё заключение пахарь и повернулся от них к костру. Благодарные лошади тоже потрепали пахаря за плечи губами.

Подъехал на телеге с, нагруженными на неё мешками с картошкой, второй, работавший в том поле мужчина, – Александр.

– Саша, давай ко мне! – кокетливо заиграла перед ним глазами азартная молодуха – Зоя, – ты вон какой крепкий, наверное, крепкое и всё у тебя. А я люблю, что бы покрепче! А ты как?

– А я потуже, – не будет хуже! – весело кидает на неё глаза извозчик.

– Ну, вы, молодые! – оговаривает кто-то из женщин, – кончайте жечь! И так жарко! Да и дети всё же здесь!

– Всё, кончаем, – отзывается Александр, – да и ехать надо, ждут уже там.

Возчик подбирает пару горячих картошин и, подбрасывая их на ладони, со словами: «я сейчас, быстро телегу освобождаю и за вами примчусь», плюхает с края на повозку и трогает лошадь в путь.

Вскоре же он показался, бурно пылящим дорогу, уже на возвратном маршруте. Женщины стали подниматься, отряхивать платья, неторопливо выходить к обочине поля.

Поднялся и Лёша, отвязал от берёзки свою пару лошадей.

– Ну, – обратился он ко мне, – давай со мной верхом, пора уже к настоящей езде привыкать. Я с радостью подбежал к нему.

Лёша дружит с моим отцом, часто бывает у нас в доме, потому ко мне у него особая симпатия. – Ну, забирайся на Былинку, – протягивает он мне руку, лихо вскочив на соседнюю Белугу. Я, удерживаясь за руку и за хомут, наступив ногой на шлею, хоть и с трудом, но взбираюсь на лошадь.

Лёша трогает спаренных лошадей. Те устремляются бодрой рысью, затем переходят на лёгкий галоп. Мой старший напарник вопросительно смотрит на меня, но мне такой темп нипочём и я восхищённо улыбаюсь. Тогда Алексей подстёгивает концом повода лошадей и те переходят на такой стремительный бег, что у меня мельтешат перед глазами их безудержные лопатки. Захватывает дух и душа, кажется, отскакивает в пятки. С чем всё это можно сравнить? Пожалуй что, со стремительным лыжным спуском по крутой и огромной горке, да ещё имеющей трамплин, когда, если упадёшь, то рискуешь сломать лыжи и в кровь ободрать о жёсткий снег лицо. А если очень не повезёт, – так и переломать ноги. Но там езда-то привычная, а здесь надо перетерпеть. И вскоре несколько привыкаю. Обеими руками крепко вцепившись в хомут, чувствую, что с усилием удерживаюсь на ходящей под бёдрами лошадиной спине; но ощущение безумного ликования превосходит всяческие страхи. И только на секунды сдавливаемая рёбрами двух, сталкивающихся порой лошадей, нога доставляет малые неудобства.

Но в азарте не хочется сего замечать, – дух отчаянного надземного полёта без остатка овладевает сердцем. Это уже не бег полем до пруда, не подрамная езда на велосипеде и, даже, не надрамная. Ты весь мыслью в овеянных страстью веках и годах, – в конных дружинах древних русичей, в стремительных атаках эскадронов гусар.

Рассекаемый воздух сдувает со лба пот, наполняет рубашку, освежает нагретое тело. И, вот уже с грустью замечаешь, как лошади переводят стремительный свой галоп на короткую, тряскую рысь и вскоре останавливаются перед дверьми конюшни…

Иду домой в комфортных объятьях, спадающей уже на закате солнца, жары.

Сердце радостно трепещется от минувшего, отчаянного аллюра. Теперь я знаю, что могу отдать всего себя любой встряске на этих стремительных милых скакунах…

Религиозные праздники на селе, даже в усиленно-атеистические времена моего детства, имели особую красочность и колоритность.

Надо сказать, что по настоящему верующих, или соблюдающих в какой-то солидной мере религиозные обряды было немного, – разве уж самые старые бабушки. Хотя икона была почти в каждой, уважающей себя, семье.

Но и самих тех святых, по ком были иконы и сами праздники, в те дни, кажется, особо не упоминали. В общем, святые были как бы сами по себе, праздники – тоже, сами по себе.

Религиозные праздники, как известно, распределены, согласно церковных канонов, по приходам. У нас, например, праздновали Ильин день. В деревнях поодаль, что ближе к другой церкви – Троицу и так далее.

Наш праздник, как мне теперь видится, а, пожалуй, и на самом деле это было так, отмечался с наибольшим размахом, и был в округе, наиболее желаем, и интересен, потому как проводился в разгар лета, и люди, отмечавшие его, находились по большей части на улице, у всех на виду.

Играли гармошки, люди собирались толпами. Среди народа, помещавшегося в разгар гуляний, на специально сделанные для всевозможных сборищ, скамейки выходили местные певцы и плясуны, радуя своим умением зрителей.

Особенно почитаемо было всеобщее хоровое пение русских и советских популярных песен. Среди того многоголосого пения я всегда отчётливо узнавал голос своей матери. Голос отца был слышен редко, пел он обычно тихо, не выделяясь, как будто стесняясь своего пения. Хотя слухом музыкальным был не обделён, умел играть на нескольких музыкальных инструментах.

Приходили на увеселительное действо и люди из других, ближних и не очень ближних, деревень отведать, вдохнуть бодрящего духа отменного сельского праздника.

Наряду со – взрослыми, появлявшимися здесь, чаще всего, в качестве чьих-то гостей, приходили своими группами и подростки. Мы, – местные ребята, тоже сгруппировавшись, иногда, забывая про «хозяйское» гостеприимство, пытались как-то пришельцев тех задеть, склонить их к буйной ссоре. Но до драки дело обычно не доходило, – «чужаки» старались вести себя скромно, помня о неравенстве сил, не задирались и обычливо быстро отходили в сторону.