Олег Белоусов - Сборник из двух рассказов, повести и романа. Том 2

Таким же образом «разговорили» и Пашу Редькина, после чего посадили в другую камеру. Как позже выяснилось, хозяева обворованных квартир пришли домой на обед и обнаружили, что квартиры открыты, кругом беспорядок, и что пропали золотые украшения. Тотчас об этом было заявлено по телефону в поселковый отдел милиции, после чего немедленно на место преступления выехали оперативники, которые и задержали молодых людей с длинными рыжими волосами. Хозяйка последней обворованной квартиры была особенно удивлена. Она вернулась в квартиру с пустым эмалированным тазиком после развешивания мокрого белья на чердаке дома и обнаружила, что украдены её золотое кольцо и перстень с камнем, а также в мебельной стенке вынуты все ящики, а содержимое их рассыпано по полу. В небольшом посёлке квартирных краж не было до этого с послевоенных годов, поэтому милиция срочно выехала на место преступления.

До препровождения в камеру Колю обыскали, забрали ремень из брюк и шнурки из полуботинок. Николай боялся заходить в камеру, но не показывал вида. Громкие засовы металлических дверей ещё больше нагоняли страха и ужаса на молодого человека. Дверь отворилась и в полутемной комнате размером четыре на четыре метра зашевелились люди, которые до этого спали на деревянном полу, что располагался чуть выше небольшой площадки при входе в камеру. Арестантов было четверо. При входе из коридора в камеру Коля почувствовал запах, который он запомнил на всю жизнь. Запах неудавшейся жизни всех прошедших через эту камеру людей, казалось, вобрали в себя даже стены, покрытые цементной «шубой». В этом запахе остро ощущались: вонь нестираных носков, пропитанная потом одежда, протухшая моча из неплотно закрытой в углу «параши», особенно резко пахнущий табак потрошёных окурков, что докуривали в газетных самокрутках арестанты, немытые тела и даже отчаяние, которое тоже имеет свой запах, когда оказавшийся в КПЗ человек вдруг начинает понимать, что неизбежно из его жизни будет вычеркнуто несколько лет.

– Курить есть? – первое, что услышал Коля, как только за ним закрылась тяжёлая и шумно лязгнувшая дверь.

– Я не курю… – тихо ответил он.

– Ну что ты будешь делать! – с огорчением выговорил лысый пожилой мужик. – Уже второй некурящий. Что за зэки нынче пошли, – добавил он тихо и опять лёг на спину. Коля робко стоял при входе, не решаясь присесть, или пройти на настил и лечь со всеми.

– За что тебя, паренёк, забрали? – спросил из правого угла черноволосый с помятым небритым лицом молодой заключенный.

– По сто сороковой, – назвал Коля номер своей статьи в украинском уголовном кодексе, словно давая понять, что ему известны составы преступлений по номерам, хотя знал он только номер своей статьи.

– Откуда ты? – вновь подал голос пожилой и лысый мужик. На вид ему было под пятьдесят.

– Из Москвы…

– Из Москвы?! – переспросил удивлённо тот.

– Да… – вновь еле слышно подтвердил Коля.

– То я и вижу, что у нас, вроде, таких рыжих в посёлке нет. – Немного помолчав, он как бы начал размышлять вслух: – Москвичи в основном народ грамотный и ушлый. Они никогда не пропадут. – Тут Коля почувствовал, что первый страх начал оставлять его, а мужик продолжил: – За это их на зонах не очень уважают. Не успеют с этапа подняться, как уже спрашивают, где секция внутреннего порядка, чтобы поскорее записаться в сучью свору и не работать. С повязкой легче устроиться в хозобслугу или на кухню, или на склад спецодежды, или учётчиком, а то и нарядчиком. Короче, москвичи всегда на хлебных местах работают и живут отдельно в сучьем отряде.

– Как будто у нас таких мало, – подал голос третий арестант, который лежал в левом углу на правом боку с головой втянутой в пиджак. Коля почему-то сразу понял, что это место в левом углу камеры лучше всех остальных, так как на этом месте нет надобности лежать лицом к лицу с кем-либо, располагаясь на правом боку, более удобном для сна. Почти в каждой камере встречается такой человек, который говорит немного, а если что-то и скажет, то все воспринимают его суждение разумным и бесспорным.

– Согласен… У нас тоже хватает «москвичей» украинских, но среди москвичей все равно порядочных меньше, чем среди зэков из остального Союза, к примеру, из Сибири или из Питера – продолжил лысый. – Большинство москвичей склонны к сучьей жизни. У нас на зоне мужики иногда «козлов» москвичами называли, чтобы к оперу или ДПНК (дежурный помощник начальника колонии – прим. автора) не потянули за оскорбление какого-нибудь ярого повязочника (красная повязка на рукаве – прим. автора). Иной старательный повязочник (не обязательно из Москвы) не даёт ни чаю заварить своим кипятильником из моек (безопасные лезвия для бритья – прим. автора), ни в тапочках пройтись по жилзоне летом, так как сразу бежит жаловаться цветным ментам (работники администрации – прим. автора). Обозлишься бывало и скажешь такому с ненавистью: земляк, ну ты «москвич» конченный, как я погляжу! А тому и невдомёк, что его козлом обозвали. Он может Москвы и в глаза не видел.

– Ладно, не пугайте парня. Его видно, что он первый раз в КПЗ, не говоря уже о тюрьме или зоне. Как тебя зовут? – спросил разумный и спокойный мужик из левого угла.

– Николай.

– Коля, если к следователю или к адвокату потянут, то постарайся хотя бы закурить у них. Принесёшь нам, если сам не куришь, а то у нас уже уши опухли без курева… Как ты здесь у нас оказался? – Коля рассказал как было дело, и соседи по камере немного посмеялись. Уже к вечеру Коля освоился и чувство страха у него исчезло окончательно. В КПЗ арестантов не делят на взрослых и малолетних, и находиться с опытными заключёнными молодым всегда безопаснее, потому что люди в возрасте редко позволяют себе неподобающее отношение к юным сидельцам. Николай внимательно слушал разговоры и вникал в житейские перипетии сокамерников. Парень впитывал любые подробности из прошлой тюремной жизни новых знакомых, чтобы самому быть готовым к неизбежной встрече с малолетними обитателями тюрьмы – самой безрассудной и потому очень опасной публикой в заключении.

На второй день после ареста Коли Могилевского и Паши Редькина в районную милицию пришли тётушка с племянницами, к которым приезжали московские ребята отдохнуть, а оказались по воле обстоятельств в заключении. Накануне сестры и их тётушка были потрясены и не хотели верить пришедшему к ним в дом участковому милиционеру, чтобы поставить в известность об аресте друзей, что гостили у них. Девочки чувствовали вину на себе за то, что пригласили молодых людей поехать за ними из Москвы и что тем самым невольно подтолкнули их вдали от дома и родителей совершить вынужденные кражи. Тётушка девочек и вовсе не находила себе места оттого, что «такие хорошие хлопчики» попали в беду у неё на отдыхе. Пожилая женщина по своей доброте даже не брала во внимание то, что гостившие у неё с племянницами весёлые и рыжеволосые мальчики совершили серьёзные преступления, которые нельзя было отнести по уголовному закону к категории лёгких. Как старый набожный человек, тётушка за трудно прожитую жизнь привыкла во всех людских несчастьях винить безбожную советскую власть. Родственницы проплакали всю ночь, а утром пришли в милицию, чтобы просить свидание с Колей и Пашей и передать для них продукты. Продукты у них приняли, а свидание не дали, так как следователя не оказалось на месте. Спустя день сестры уехали от тётушки в Москву, потому что до начала десятого и последнего учебного года оставалось три дня. В Москве сестры сходили к родителям Коли Могилевского и Паши Редькина, которым рассказали все, что случилось в Крыму с их сыновьями. Миссия эта для девочек оказалась не очень простой, но они её выполнили. Родители мальчиков расстроились и были растеряны от известия, но тотчас не бросились в дорогу к беспутным детям, чтобы вызволить их из заключения. Во-первых, это требовало не только значительных денег, которых, как всегда, не хватало от зарплаты до зарплаты. Во-вторых, стыдно на работе просить отпуск без содержания с открытием истинных причин ухода в отпуск. В-третьих, родители понимали, что до суда сыновей вряд ли отпустят. Отец Коли Могилевского и мать Паши Редькина договорились о совместной поездке на суд. Сообщение о дне судебного заседания родители надеялись получить загодя, дабы вовремя приехать в Крым.