Вадим Егоров - Дыхание того, что помню и люблю. Воспоминания и размышления

Осенью я довольно много читал, в частности большую синюю книжку «Тысяча и одна ночь». Одолел без помощи или почти без помощи бабы Веры, которая как ангел-хранитель была всегда рядом. В юбилейные дни революции шли всякие хорошие фильмы и телеспектакли, как «Мы из Кронштадта», «Любовь Яровая», «Огненные версты»…Обожаю и сейчас» Огненные версты», только эту картину теперь почти не показывают. Но было и такое про революцию, гражданскую войну, что мне не нравилось. Например, телеспектакль «Конармия» по Бабелю, вещь отличная, да играли ее актеры как-то не так. Какие-то немолодые, громко кричат. А «Огненные версты», «Дума про казака Голоту», «Жестокость», " Гадюка», «Стажер», «На графских развалинах» – это да! Книги того моего времени очень на меня повлияли. Ни обязательно как-то нравственно, граждански, иногда просто пробуждали воображение. Опять польские сказки – «Штольня в совьих горах. Легенды и сказания «из библиотеки Ситниковых. В игрушки играли с Кирюшей все реже и реже. У Киры был шикарный бульдозер с резиновыми шинами на батарейках. Когда этот бульдозер двигался по комнате на своих гусеницах, то при снятии кожуха двигатель в виде каких-то стеклянных изящных колбочек подсвечивался розовым цветом. Он трепетал, как сердце при вскрытии грудной клетки. В юбилей Великого Октября много было торжественных мероприятий, как всегда парад и демонстрация большая!..Какие-то диверсанты)), правда, не раз подолгу оставляли наш двадцать пятый квартал без горячей воды. Пришлось ходить в Бани на Первомайской. Единственное здание в мире, где фронтом подпирает нечетное количество колонн – три!))

Кирюша ходил в баню с Николаем Васильевичем, в результате чего я запомнил слова: " Мы вчера с папой в баню ходили- папа попу обожгал!» Год назад, в шестьдесят шестом, в семье Ситниковых родился малыш Данилка. Очень похожий внешне на тетю Надю. Про Кирюшу-то говорили: «Вылитый Николай Васильевич, только без бороды!» Ситниковы немного на это обижались. Данилка, как и Кирюша сразу стал говорить четко, бело всякой «л» вместо «р» и т. д. Тетя Надя возмущалась: " Я с годовалым ребенком должна…» Я недавно Даниле говорил: «Помню эпизод, когда твоя мама говорила о тебя как о годовалом малыше.» Он смеется, художник Свердловской киностудии. Звал меня недавно сняться в маленьком эпизодике в кино в роли немецкого полковника, я тут же согласился, да сценарий потом немного переиграли. И этот сюжетик как бы со мной в фильме «Война Анны» из сценария исчез.

В шестьдесят восьмом я из пластилина много лепил. Папа работал над памятником известному уральскому революционеру, в гражданскую войну – одному из первых комиссаров Красной армии, командующему Златоустовским направлением фронта Ивану Михайловичу Малышеву. До революции Малышев служил в царской армии, был образованным человеком, учителем, увлекся революционной деятельностью и стал одной из ключевых фигур Екатеринбургского большевистского подполья. Затем – Октябрь, гражданская война и он – председатель Екатеринбургского городского комитета РСДРП (б), председатель Уральского обкома партии, военачальник, комиссар труда. После гибели Малышева его именем был назван полк РККА, воевавший за советскую власть. Наши уральские писатели в шестидесятые годы стали обращаться в ЦК партии и наши обком и облисполком с просьбой поддержать их инициативу о создании монумента организатору Советской власти на Урале, герою Гражданской войны. Особенно ратовала за памятник И.М.Малышеву в Свердловске на улице его имени (бывший Покровский проспект) уральская писательница Ольга Маркова, посвятившая Малышеву свой роман «Кликун- камень». Роман, кстати, хороший, от души написан. Работу над памятником писатели и власти пожелали доверить скульптору В.Е.Егорову. И работа пошла, все закрутилось- завертелось.

Отец работал над эскизом в пластилине, а не только в глине. Работал не только в мастерской, но и дома тоже. Он купил для начала больше тридцати больших упаковок пластилина, взяв в дело коричневый и другие темные цвета, отдав светлые цвета мне лепить и играть. Потом он этой свой пластилин сварил в большом тазу на газе, закатывал в целофан и мял, снова перемешивал, варил, пока не образовалась шоколадная по цвету пластилиновая масса. Его маленький полуметровый эскиз должен был послужить прологом шестислишним метровой фигуры комиссара Малышева. И памятник красному комиссару должен быть вырублен в красном граните. Вот она и коричнево-каштановая пластилиновая масса. И мои обширные богатства для детских скульптурных упражнений и игры. Я лепил из этого пластилинового богатства что хотел и сколько хотел! На очередной нашей встрече одноклассников Серега Куроптев заметил, что говорить о моем школьном детстве не говоря о пластилине нельзя. И он прав… У Ситниковых стала жить кошка Тюпа с белоснежными мордочкой, лапами и грудкой, каштановыми и черными спинкой и хвостом. Они ее облюбовали летом на Таватуе и взяли к себе насовсем. Весной шестьдесят восьмого начались антикоммунистические и антисоветские выступления прозападно настроенных интеллигенции и студентов в Праге и остальной Чехословакии. Папа внимательно следил за ходом событий. Он был членом президиума Свердловского городского совета Общества советско- чехословацкой дружбы. А председателем нашей организации был журналист, редактор газеты «Вечерний Свердловск» Станислав Федорович Мешавкин. Доброжелательный, умный, прекрасный журналист и руководитель, Станислав Федорович и папа стали еще перед этим друзьями на всю жизнь. Папа, очевидно по просьбе общества, написал тогда открытое письмо Дубчеку, что его избрание первым лицом в братской стране поможет снять напряженность в братской стране и сохранить ей верность социалистическому пути. Но Дубчек ни папу, ни другие призывы остаться ЧССР в соцлагере уже и слышать не хотел, возглавив ряды ниспровергателей социализма. На словах, правда, они ратовали за «социализм с человеческим лицом», а на деле копали ему (социализму) яму. Но наши вожди верили, что все обойдется без больших эксцессов и наши люди жили как всегда.

Глава двадцать первая. Красный галстук из скромного ситца

В апреле, в канун дня рождения Ленина, меня приняв пионеры. Первых приняли даже раньше, а основную массу сейчас. Я что-то на собрании несколько иронично комментировал выдвижение одноклассников в пионеры, поэтому когда наступил мой черед, рассерженная на меня (этого никак не видно, только флюиды чувствуются все равно, а выдержка – как у Зорге) Людмила Георгиевна повернула обсуждение (о, с годами я узнал, как это делается со стороны наставника, начальника или еще кого-то сидящего в президиуме или стоящего на капитанском мостике) в такое русло: вот ты только что над многими подшучивал (не говори, что по-доброму – подшучивал), а теперь они вот как решат и проголосуют …против принятия тебя.