Любовь Соколова - В сумерках. Книга первая

Чемоданов играл диссидента. Игра имела успех вследствие бытовавшего в то время представления о некоем монолитном «Западе». На том «Западе», который сидел в головах советских людей, живущие за рубежом соотечественники составляли когорту если не героев, то мучеников и буквально держались за руки, изо дня в день печалясь о судьбах родины. Владислав Алексеевич, подкупавший простотой и доступностью, охотно соглашался принять письма для передачи Солженицыну лично в руки, обещал навести какие-то справки и сколь угодно «кланяться» от имени малознакомых людей Александру Исаевичу с выражением бесконечного уважения. Кто знает, может, и кланялся?

Участие Чемоданова в поездке повлекло за собой досадные последствия, о которых речь пойдет дальше. А пока делегация из журналиста, историка и диссидента в сопровождении сотрудников ГУВД двигалась на северо-восток Темской области. Они миновали город, дымивший белым, рыжим и черным и покрытый густым слоем сажи. Хвосты дыма из заводских труб висели горизонтально, шлейф сажи тянулся далеко и смыкался со шлейфом промышленных выбросов другого цвета в другом городке, так что выбраться из зоны экологического неблагополучия путешественникам удалось только в непосредственной близости от колонии. Там снова радовали искристый снег, пронзительно голубое небо и кристально чистый воздух, морозный вкус которого оттенял дымок котельной пенитенциарного учреждения.

Гостей встречали по высшему разряду, только без оркестра. Группу местных офицеров – понятие «офицер» применительно к роду их деятельности было невозможно сто лет назад, однако в современной России это мало кого коробило – возглавлял полковник Терентьев. Доброжелательный розовощекий блондин-коротышка широкими крестьянскими ладонями пожимал руки приехавшим, заглядывал в глаза. Ванченко, сделавший попытку уклониться от персонального приветствия, был извлечен из-за спин спутников и от всей души рукопожат. В столовой обнаружился фуршетный стол, покрытый новой клеенкой. Угостившись настойками на красной смородине и на кедровых орешках, лосятиной и солеными грибами, гости прошли на объект.

Под будущий музей предполагалось отвести две смежные комнаты общей площадью чуть больше двадцати квадратных метров. Заметив скепсис Александрова, неопределенно качавшего головой, Чемоданов спросил, какое нужно помещение, чтоб сделать достойный музей.

– Ну, вот хотя бы все это здание, – ответил историк, еще не отдавая себе отчета, какой смысл и масштаб может иметь затея, в которую он начинает ввязываться.

– Все двухэтажное здание больнички?

– Ну да, тут можно было бы разместить постоянную экспозицию, а там делать тематические выставки, – Виктор Михайлович поводил руками, охватывая сразу и второй этаж, еще не осмотренный делегацией.

Чемоданов сложил руки так, будто собирался танцевать зайчика под елочкой, потоптался, обернувшись вокруг своей оси. Пригладил каштановые усики, прикрывающие верхнюю губу, и вздохнул:

– Наверное, недорого стоит это здание, как вы полагаете? – Владислав Алексеевич, в отличие от склонного к широким жестам Виктора Михайловича, очертил «это здание» оборотом указательного пальца. Александров не нашелся, чем ответить, поскольку он вообще не связывал создание музея со стоимостью помещений.

–Хм?! Сколько «недорого»?

Вопрос поставил его в тупик. Зато оказавшийся рядом офицер отреагировал адекватно:

– Сейчас уточню, – и, метнувшись куда-то недалеко, назвал остаточную стоимость здания.

– Долларов? – уточнил Чемоданов.

– Нет, что вы, рублей! – отозвался офицер.

Чемоданов запрокинув голову и, прикрыв глаза, произвел в уме вычисления.

– Полторы тысячи долларов! – объявил он радостно и ударил по плечу Александрова: – Берем?

– Берем, – отшутился ученый, для которого сумма казалась фантастической. В свою первую заграничную поездку, еще во времена СССР, он брал разрешенные сто долларов, и на все хватило. А тут – полторы тысячи!

Поднялись на второй этаж. Чемоданов, подойдя к окну, указал пальчиком внутрь периметра, на общежитие, где содержались заключенные:

– Сколько стоит?

Офицер опять метнулся, вернулся, назвал цену.

Затем Чемоданов захотел узнать стоимость проходной. И понеслось. Офицер принес амбарную книгу, в которой по требованию Чемоданова мгновенно находил нужные цифры. Баня, котельная, мастерские, угольный склад – все имело свою цену, и словно бы приемлемую. Диссидент бойко переводил рубли в доллары. Ванченко с Александровым подбадривали его репликами «Берем – не берем». Офицер рекомендовал брать оптом всё, поскольку выделить из периметра получилось бы только больницу, имевшую собственный КПП. Остальные объекты в розницу приобрести невозможно. Он явно не улавливал юмора, что еще больше забавляло разгулявшуюся троицу.

На следующий день Александров и Ванченко отправились к Федотову в «Башню смерти». Пятиэтажное здание УВД, действительно увенчанное эффектной псевдоготической башней, ничем не заслужило утвердившегося за ним прозвища и шлейфа существующих легенд. Одни говорили, будто из подвалов здания прокопан ход в старинную тюрьму на городском кладбище, и там же устроены казематы, в которых по сию пору томятся забытые всеми узники. Другие, не подвергая сомнению первую версию, утверждали, что прямо там до сих пор расстреливают людей. Совсем нелепая легенда про девушку, полюбившую преступника и бросившуюся с башни, пользовалась особым успехом у подростков. Несчастная упала якобы во внутренний дворик, и пятно ее крови ежегодно проступает на асфальте накануне даты поминовения убиенной. «Уж чем только его не вытравляли», – делились подробностями темские школьницы. Девочки, не способные критически оценить шанс постороннего человека проникнуть в здание УВД, да еще и залезть на самый верх башни и прыгнуть так ловко, чтобы попасть во внутренний двор, а не на крышу нижнего яруса, верили в пятно и в трагическую любовь. Бредовый миф изумлял не только содержанием, но и устойчивостью. Генетическая память о терроре, из поколения в поколение подавляемая и не отработанная человеческой психикой, проступала в городском фольклоре, как это «кровавое пятно».

На проходной визитерам пришлось дважды предъявлять паспорт, потом пропуск и снова паспорт, так что Виктор Михайлович в очередной раз подумал о нелепости легенды про убившуюся девушку, но с подозрением покосился на ступеньки, ведущие из вестибюля вниз к массивной двери.

– Вход в катакомбы? – кивнул он на дверь.

– Ага, – ответил Ванченко. – С привидениями невинно замученных. Ты, что ли, впервые здесь? – Александров кивнул. – Удивительно, – продолжал журналист. – Почему-то никаких мифов не накручено вокруг здания КГБ, а там-то уж точно есть и внутренняя тюрьма, и камеры, и не без пыток. А про них молчок. Башня смерти, ха! Придумают же. И главное, «свидетели» находятся, как в тридцать седьмом году их тут мучили, а постройка – середины пятидесятых. Темный народ у нас…