Любовь Соколова - В сумерках. Книга первая

– Да что вы, ребята, зациклились на этой больничке? – не дослушав, воскликнул вдруг Орлов. – Сделать бы музей во всем пятом лагере! Представляете масштаб? Возможности! Какие экскурсии с погружением в среду можно будет проводить! А? Какой резонанс пойдет от вашей затеи! Мировая известность. Шестиполосную трассу проложить придется до вашего музея, потому что поток посетителей, вы только представьте, какой будет поток посетителей!.. Впервые в мировой истории музей советской политзоны!

Ванченко оторопел. Александров потерял дар речи.

– А что, так разве можно? – едва оправившись от потрясения, засомневался журналист.

– Конечно. Берите весь лагерь.

Орлов откинулся в кресле и, широко открыв глаза, вдруг заговорил, обращаясь будто даже не к Ванченко с Александровым, а к будущим поколениям российских зэков:

– Вот нас упрекают: лагеря страшные, жуткие тюрьмы, бесчеловечные условия содержания в следственных изоляторах. Да, так оно и есть. Справедливы ваши упреки. Мы не отрицаем. Но ведь страна-то была какая бедная! Откуда было взять денег на тюрьмы? Были бы деньги, мы бы вам не хуже, чем в Америке, тюрьмы построили. С баскетболом, с душем и спортивными залами, с питанием по системе «шведский стол». Вот давайте рядышком с пятой построим образцовую тюрьму с нуля и будем возить посетителей туда и сюда, чтобы контраст подчеркнуть. Там – советское, тут – новое. Такая задумка. Как вам? Нравится?

Александрову не нравилось. Совершенно сбитый с толку, он понимал, что «задумка» Орлова полностью извращает смысл предлагаемого ими, но не мог с ходу подобрать аргументы против.

– Дак, наверное, дорого будет новую тюрьму строить? – засомневался Ванченко.

– А давайте посчитаем! Часть денег – ваши, часть – наши, – не сдавался Орлов.

– Дак очень дорого будет, – твердил обескураженный Ванченко.

– А разве денег-то у вас нет?

Ванченко, памятуя о намерении малого Совета при главе администрации области выделить средства на музей, простодушно выговорил:

– Деньги-то уже, наверное, поступили. А когда уезжали сюда, их еще не было.

– Сколько ожидается, примерно? – Орлов, чувствуя себя деловым партнером, не деликатничал.

– Тысяч восемьсот.

– Долларов?

– Рублей.

Внутри Орлова будто шарик лопнул. Он помрачнел, достал из ящика стола тетрадь, полистал, надел очки, неприятным образом изменившие его внешность, поводил пальцем по страничке и говорит:

– По нашим данным, Солженицын дает вам долларами.

«Вон оно что!» – сообразил Александров.

А Ванченко, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, развел руками:

– Видно, не дошло еще до нас.

– Ну, как дойдет, милости просим, – ответил в тон ему Орлов.

На том аудиенция в Министерстве внутренних дел закончилась. Пустые московские хлопоты немало развлекли темских ходоков и даже привели в изумление.

Узнав о результате переговоров, писатель Леня растолковал им, что произошло. Министерские чины, осведомленные о благотворительном фонде Солженицына, придумали наложить лапу на его деньги. Прежде из фонда получали материальную помощь семьи советских политзаключенных. Теперь политзаключенных вроде бы нет, фонд будто бы и не нужен, но деньги от переиздания романа «Архипелаг ГУЛАГ» в него поступают.

– …Вот силовики и разработали операцию по изъятию средств. Втюхивают вам старую тюрьму, чтобы на эти денежки построить новую, – растолковал Лёня. – Какова интрига: Солженицын через «Мемориал» финансирует строительство в России образцовой тюрьмы!

– Им невдомек, что Владик Чемоданов – балабол, – сетовал Александров. – Просто трепался, будто вхож… О-о-ох! А эти послушали, поверили и донесли сплетню аж до министра!

– Надо с ними держать ухо востро и рот на замке, – сделал запоздалый вывод Ванченко.

Тут их смех пронял – до коликов.

–…Мне бы в голову не пришло связать в одно нас и Солженицына! Ну кто бы мог подумать! А ты хорош: восемьсот тысяч! А он: долларов? А ты: нет, рубле-ей. Тот и скис!..

Лёня, который во всех подробностях знал, как товарищи ездили смотреть тюремную больницу, тоже от души веселился:

– Владик твой распушил хвост! А они его за эмиссара приняли! Якобы тот от Солженицына приехал: денег полные карманы, ходит, приценивается!..

– «Александр Исаич неприхотлив в еде»!.. – в изнеможении от смеха стонал Ванченко.

Однако с музеем, похоже, дело плохо.

Билетов на поезд до Теми в тот день достать не удалось, и они еще сутки гуляли по Москве. Посетили старый Арбат, где по-прежнему, по-перестроечному звучали хиты «Машины времени», Игоря Талькова, но уже «полыхнули кусты иван-чаем розовым». Драл глотку ряженый казак, косящий под есаула и под Розенбаума одновременно. Лохматые рифмоплеты читали свои стихи, перемежая их чужими, из Серебряного века. Кто-то собирал подписи под воззванием не то за, не то против какого-то решения Московской гордумы. Время, потоптавшись на брусчатке первой советской пешеходки, тронулось в путь. Отчетливей проступали сквозь разлюли-балаган черты коммерческого будущего воспетой поэтами улицы. Тоненькая девочка с серьезным лицом расстелила на мостовой коврик и, сделав короткий «комплимент» гуляющей мимо публике, села на шпагат да вдруг закинула ноги за голову так лихо, что ступни ее оказались возле ушей. Ванченко засмотрелся. Вокруг него начала нарастать публика. Акробатка краем глаза оценила вероятную выручку и выпрямила одну ногу. Отведя ее в сторону, приподнялась на предплечьях. Другую ногу завернула за первую, стала похожа на вертолет.

– Ну вот что ты тут встал? – проворчал Александров

– Дак это вот, – Владимир показал руками на конструкцию, сложенную из девочкиного тела.

Ребенок откуда-то из-под мышки строго смотрел прямо на него.

– Плати теперь! – потребовал Александров, и пока спутник шарил по карманам, сам достал голубенькую бумажку, положил в жестяную коробку из-под каких-то сладостей. Девочка-трансформер вся сразу разложилась, вскочила на ноги, сделала книксен Александрову. Публика зааплодировала. Стали кидать в коробку денежки.

– А что это Орлов только про доллары спрашивал? – вдруг вспомнил Ванченко. – Не франки, не марки…

– Да черт его знает! Поехали на Патриаршие, Воланда поищем?

– Ага, поехали, только бы Аннушка масло не разлила.

Глава четвертая. Жара 1972 года и «дочь врага народа»

В поезде Ванченко набрасывал тезисы очередной статьи, да и почти всю статью написал, отвлекаясь только на чай с бутербродами.

– Чем хороша железная дорога, так это чаем, – говорил он, ничуть не кривя душой. – Я однажды, еще неженатый был, познакомился с проводницей. Ну, так, понимаешь, втерся в доверие, думал выведать секрет поездного чая. Ничуть не бывало! Напросился к ней в гости, а дома она иначе заваривает. Другой вкус и цвет. Вообще не то. И не призналась, как добивается вот такого результата. – Владимир поднял стакан, посмотрел напиток на просвет. – Изумительно! И вкус…