Дара Преображенская - Дневник одиночки

– Ничего не говори, Формоза. Я прекрасно знаю, какие воздухолёты у командармов Борислава одиннадцатого, – сказала принцесса Сатилия, – Мистрис, какие у нас резервы?

Мистрис надавил на рычаг, космолёт повернулся на бок и пролетел мимо двух близко расположенных скал, затем принял исходное положение.

– Их корабли намного быстрее. Вы правы, скорее всего, это – астровегитяне. Уж они-то не упустят возможности поживиться.

– Они могут захватить нас в плен?

– Да, и потребовать огромный выкуп за Вашу жизнь у императора.

Сатилия уронила лицо в ладони.

– Что я наделала, Мистрис. Что я наделала!

– Вы не виноваты, ибо Вами двигала страсть к землянину.

Он заметил, как принцесса покраснела.

Космолёт накренился ещё раз, на экране пульта управления появился человек в чёрном комбинезоне с серебристой накидкой, лицо у него было жёлтого цвета, как у типичного жителя галактики «Астровегус». Жидкие волосы были разделены на редкие проборы, тонкие губы, постоянно поджатые, говорили о том, что астровегитянин принадлежал к разряду злых людей. Он вперил свои суровые глаза в принцессу и жёстко произнёс:

– Бегство бесполезно, принцесса. Будет лучше, если Вы подчинитесь нам.

Вдруг космолёт накренился и начал медленно падать вниз, она заметила свежую кровь, капающую с виска Мистриса.

– Мистрис, что с тобой?

– Не беспокойтесь, принцесса. Я ранен.

…Ему только что сообщили, что принцесса находится в плену астровегитян.

«Подумайте, император. Ваша дочь у нас, и в любое время с ней может произойти всё, что угодно, если конечно Вы не предоставите в наши права одну третью часть Ваших владений. Марс – хорошая, уютная планета, и мы могли бы выращивать здесь богатый урожай».

Астровегитянин вёл себя нагло и напыщенно, чувствуя себя хозяином положения, это злило Августа шестого – императора Марса, но он ничего не мог поделать.

В тысячный раз император проклинал Мистриса, который скрылся вместе с его дочерью. «Он мог бы меня предупредить или воспрепятствовать этому», – размышлял император, рука его машинально нащупала кнопку пульта, на внутреннем экране портала высветился тронный зал. Он вновь увидел лицо землянина. Борислав одиннадцатый посмотрел на него озабоченными глазами, будто не было между ними расстояния и политических разногласий. Император сказал всего два слова, чтобы расстояние это уменьшилось от одного сердца до другого:

– Спаси её.

Экран погас.

…Рука верного Мистриса ослабла, похолодела. Она держала его за руку, пытаясь вернуть к жизни, но понимала, что с каждым мгновением теряет его, и от осознания этого рыдания захлёстывали её нутро.

– Не уходи, Мистрис, прошу тебя, не уходи. Иначе я никогда не смогу простить себя за свой легкомысленный поступок.

Она прижала к своей груди его холодное тело.

– Прошу тебя.

– Успокойтесь, принцесса, я был Вам хорошим слугой, и думаю, император остался бы доволен мною.

Она сидела на коленях на дне металлической клетки в одном из подземелий, куда астровегитяне уводили пленников. Многие из захваченных работали на рудниках, она прекрасно понимала, что является ценным трофеем, за который можно отхватить приличный куш. Мистрис, верный Мистрис лежал на дне этой же клетки и медленно расставался с жизнью. Откуда-то сверху слышался грохот орудий, и любой непосвящённый знал, что идёт война.

– Скоро Вас освободят, – с трудом выдавил из себя дворецкий, его дыхание становилось хрипящим и прерывистым, всё, что он мог видеть, были слёзы на ясных глазах принцессы Сатилии – самой прекрасной женщины во Вселенной, которую он любил, но всегда боялся даже подумать об этом. Теперь страх ушёл, ибо она была рядом с ним, гладила его по жёстким, как проволока волосам и говорила слова утешения.

– Моя жизнь прошла не зря…

– Что ты, Мистрис, она не прошла и не пройдёт, скоро нас освободят, я вылечу тебя, ты поправишься.

– Моя голова лежит на Ваших коленях. Ради этого я согласился бы умереть тысячу раз… Я прошёл бы сквозь ад, чтобы только почувствовать Ваше тепло.

Она сжала его кисть, пытаясь продолжить его жизнь, но эта жизнь сыпалась, как сухой песок меж пальцев.

– Если ты сейчас умрёшь, я никогда не прощу себе этого.

Несколько горячих слезинок упало на щёку дворецкого, согрев его душу.

– Не умирай, – прошептала Сатилия, трясясь от захватывающих её рыданий, – Прошу тебя, не умирай, нас скоро освободят, и война закончится.

– Да…

Он попытался приподняться, но силы были уже не те, и ему пришлось занять исходное положение.

– Неужели ты действительно любишь меня, неужели Формоза оказалась права?

– Она… она была права, принцесса. Я люблю Вас, любил всегда чутко, осторожно, чтобы Вы ничего не заподозрили. Я пытался дать Вам надёжную защиту и успокоение, я выполнял малейшие Ваши капризы и прихоти. Мне было хорошо, когда Вы искренне смеялись и плохо, когда видел Вас плачущей.

– Я не хочу тебя терять, не умирай.

Мистрис сделал три прерывистых вдоха, заговорил ещё более ослабленным голосом:

– Вы должны кое-что пообещать мне. Я знаю, скоро он освободит Вас, и война будет окончена. Сделайте его счастливым, станьте королевой Земли.

– Почему ты просишь меня об этом?

– Вы любите его, и я вижу, Ваша любовь взаимна.

Сатилия закрыла глаза, на миг представив себе лицо Борислава одиннадцатого, но оттолкнула от себя эти воспоминания прочь. Перед ней лежал умирающий Мистрис, верный заботливый Мистрис, и она теряла его.

– Не проси меня об этом, я никого не хочу видеть рядом с собой кроме тебя.

– Вы лукавите перед своим сердцем, принцесса.

Мистрис попытался изобразить некоторое подобие улыбки на своём всегда спокойном лице.

– Он – мужественный, честный человек, и Вы не должны играть его чувствами.

– Но он играет моими, обнимая на моих глазах земных куртизанок.

– Обнимая их, он видит Вас. Вы – ещё такой ребёнок, если не понимаете этого.

Его взгляд остановился на единственной точке на потолке, кисть свесилась, изо рта тонкой струйкой потекла фиолетовая кровь – носитель жизненной силы. Сатилия затряслась в конвульсивных рыданиях, пропустив мимо ушей грохот сверху. Она ещё не знала, что командармы Борислава одиннадцатого пробили вход в подземелье и двигались вперёд за тем, чтобы освободить пленников. Ей было уже всё равно.

…Он стоял перед ней сильный, мужественный, красивый в военной форме, как в том далёком сне, который она видела накануне.

– Ваше высочество, Вы свободны, – произнёс Борислав одиннадцатый, – почему в Ваших глазах стоят слёзы?

– Мистрис умер, он отдал жизнь из-за моей прихоти, потому что я хотела….я хотела увидеть Вас.

Ослабленная она припала к его широкой груди, ища надёжную защиту.