Дара Преображенская - Душа мертвеца

Денисов протёр лоб, встряхнул головой:

– Я знаю, что ты – умная женщина, но чтобы настолько…. Рядом с тобой должен быть умный мужчина.

Мила кокетливо улыбнулась:

– Уж не себя ли ты прочишь?

– Бог с тобой, я так для прикрытия, всегда, как преданный пёс жду, когда ты поманишь меня пальчиком, и я сразу же у твоих ног.

– Ладно тебе паясничать. Звони срочно Хоботову, у меня для вас двоих задание есть.

– Будет сделано, командир, – Денисов достал из кармана блокнот, – Слушаю Ваши дальнейшие распоряжения, миледи.

– Выясните круг знакомых убитого, с кем он общался, сделайте запрос в пейджинговую компанию, в компанию по предоставлению сотовой связи, выясните, кто ему звонил, составьте подробный список пофамильно и обязательно с указанием телефона и адреса. Даю два дня. Думаю, этого времени хватит.

– Маловато.

– Хорошо, три, больше торговаться не стану, Смехов и так меня трясёт, говорит, что дело затягивается, уже из Москвы намёк дали, ему отчитываться перед вышестоящим начальством нужно. Что такой мрачный стал, Артём?

Денисов поморщился.

– Не люблю, когда дела, как снежный ком на тебя сыплются. Хоботов, кажется, тоже какие-то амуры развёл.

– Привыкай, не в игрушки играем, дело-то посложнее обычной уголовщины. Ты иди, а я к Ниночке ещё загляну.

Артём нехотя поднялся со стула, посмотрел на Милу:

– Ты здорово насчёт этажей говорила, ёмко и всё понятно. Тебе бы в институт преподавателем на кафедру идти.

– Приглашали.

– Отказалась?

– Как видишь.

– Зря. Не женское это дело с отморозками якшаться.

Денисов вышел, Мила достала фотографию, на которой Надя была запечатлена в вечернем платье с бокалом шампанского, вгляделась в толпу позади неё. «Да, действительно, не женское».

На театральной сцене было темно, яркий свет, отражённый от двух софитов по бокам очертил декорации. Сначала вырисовывалась белая беседка, где-то недалеко от неё господский дом в стиле девятнадцатого века, а точнее помещичья усадьба, позади него бледнела река и природный ландшафт. Такое впечатление, будто ты сам присутствовал среди этой непринуждённой обстановки, попадая в помещичью Россию. В беседке стоял Дубровский и Марья Кирилловна Троекурова.

– Простите, – сказал Дубровский, – меня зовут, минута может погубить меня, – он отошёл, Марья Кирилловна стояла неподвижно. Дубровский воротился и снова взял её руку.

– Если когда-нибудь, – сказал он ей нежным и трогательным голосом, – если когда-нибудь несчастье Вас постигнет, и Вы ни от кого не будете ждать ни помощи, ни покровительства, в таком случае обещаетесь ли Вы прибегнуть ко мне, требовать от меня всего для Вашего спасения? Обещаетесь ли Вы не отвергнуть моей преданности?

Марья Кирилловна плакала молча, свист раздался в третий раз.

– Вы меня губите! – закричал Дубровский, – Я не оставлю Вас, пока не дадите мне ответа. Обещаетесь ли Вы или нет?

– Обещаюсь, – прошептала Ирина.

– Стоп! Стоп! Стоп!

Не считая Милы, в зале сидело ещё пять человек, один из них с маленькой бородкой и огромными очками громко захлопал и не менее громко заорал на сцену:

– «Дубровский», ты чего, как соляной столп стоишь! Должна быть страсть, зритель должен увидеть, нет, прочувствовать, что ты её любишь, что ты не можешь без неё жить.

Ирина в гриме Маши поправила причёску и крикнула со сцены:

– Константин Петрович, я нормально в этот раз играю?

– Сегодня нормально, только глаза должны быть грустными и чуточку побыстрее. Представь, помещичья дочка сбежала из дому на встречу с любимым, она боится, чтобы её отец-самодур не заподозрил её долгого отсутствия. Ладно, давайте снова.

Дубровский взял за руку Марью Кирилловну, прижал её руку к своей груди:

– Простите, меня зовут, минута может погубить меня.

– Стоп! «Дубровский», в твоих движениях должна читаться страсть, но не так же явно, не прижимай ты её так сильно к себе, ведь ты же играешь роль интеллигента, представителя аристократического сословия. Ладно, антракт, продолжим через час.

Ирка помахала рукой сидевшей на пятом ряду Миле.

– Привет! Хорошо, что заглянула, я сейчас спущусь, – крикнула она.

Режиссёр недовольно обернулся, уставился на Милу, однако Ирина вовремя подоспела, через пол минуты она оказалась рядом с подругой, подвела её к грозному бородачу:

– Знакомься, это – наш режиссёр Константин Петрович Колобов.

Мила кивнула, слегка смутившись от очень откровенного взгляда режиссёра. Колобов снял очки, затем снова надел их, подала ему руку для поцелуя.

– Очень приятно, Мила Сергеевна Рыбакова.

– Вы подруга нашей Ирочки? – спросил Колобов.

– Мы учились в одном классе.

– Знаете, Мила – следователь городской прокуратуры.

– Очень даже кстати, мы собираемся ставить детективный спектакль, и я бы хотел проконсультироваться с Вами по кое-каким вопросам. Как Вы на это смотрите?

– Положительно.

– Я, сами понимаете, не специалист во всех этих расследованиях. А зритель у нас искушённый пошёл, ему всё натуральное нужно. Кстати, это не Ваши статьи периодически мелькают в местной прессе?

– Мои.

– Вы пишете об уровне преступности в нашем городе, довольно интересные вещи.

Ирка взяла Милу под руку и увлекла её за собой в длинный коридор.

– Пойдём скорее, а то Костик загрузит тебя по полной программе, он же у нас демагог.

– Серьёзный человек.

– А я что говорила, он – настоящий зверь особенно на репетициях. Ты правильно сделала, что зашла, а то такая тоска порой накатывает, хоть волком вой.

– Я не знала, что ты так хорошо играешь, да ты просто настоящий талант. На гастроли ездишь?

– Какие там гастроли, с нашим-то Костиком. Прежде чем сыграть так эту сцену знаешь, сколько было слёз. И так всегда. Надоело всё.

Мила улыбнулась:

– Ради искусства приходится идти на большие жертвы.

– Вот тут ты абсолютно права. Проходи, это – моя гримёрка, вот только свет включу, и ты всё сама своими глазами увидишь.

Ирина щёлкнула выключателем, и перед Милой открылась небольшая комнатка с огромным зеркалом на стене, рядом с зеркалом стоял совершенно белый стол с многочисленными ящиками, то здесь, то там были раскиданы маленькие коробочки с тенями для глаз, пудреницы, кисточки, на подоконнике валялась кипа журналов. К боковой части зеркала была пристроена лампа в виде розовой лилии. На противоположной части стены висел портрет актрисы Ермоловой, точнее это была всего лишь репродукция, облачённая в дорогую рамку.

– У тебя здесь красиво, – Мила непроизвольно опустилась на мягкий пуфик, почувствовала полный комфорт и расслабление, посмотрела на себя в зеркало, – А кто тебя гримирует?

– Валя, она позже подойдёт.