Дара Преображенская - Душа мертвеца

– Скажите, а за этими детьми приезжают родители?

– Бывает. Что же касается Владика, это никогда не произойдёт.

– Почему? Ведь у него же есть дядя. Разве он не может принять своего племянника?

Заведующая пожала плечами:

– Я не знаю, какие у них были отношения, но, по-моему, не очень родственные, да он и не интересовался судьбой сестры.

– Мне необходим адрес соседки.

– Улица Королёва, дом пятнадцать. Это недалеко отсюда в переулке.

Мила записала адрес в своём блокноте.

…Мальчик был занят лепкой из пластилина, не обращая никакого внимания на элегантную блондинку, которая наблюдала за каждым его движением. Пластилин был мягким оранжевым. Мила наклонилась над юным скульптором, ей вдруг показалось, что она уже где-то видела эти большие голубые глаза, только сейчас они смотрели как-то вдумчиво, серьёзно. «Нельзя так рано взрослеть», – почему-то подумалось ей.

– Что ты лепишь? – спросила Мила.

– Снежного человека.

– Ты знаешь, кто такой снежный человек?

Мальчик закивал.

– И где же он живёт?

Детская рука показала в сторону окна.

– В зимнем саду? – удивилась Мила, приняв позицию игры.

Мальчик замотал головой.

– Если нет, тогда где?

– В лесу.

– Ты боишься снежного человека?

Владик закивал.

– Он большой и страшный?

Кивок повторился.

– А к тебе сюда приходил такой большой большой дядя?

– Приходил.

– Он тебе что-то приносил?

– Да.

– Что?

– Конфеты разные, сладости.

– Ты любишь сладкое?

– Люблю.

– А что ещё ты любишь?

– Маму.

Мила встряхнула головой, провела ладонью по лбу, из оранжевой массы получалось туловище с мохнатыми руками. Дети склонны фантазировать даже то, что они никогда не видели. Владик вдруг оторвал голову существу, смял его, вновь получилась бесформенная масса.

– Почему ты это сделал?

– Он страшный и злой.

– Ты не любишь страшных и злых?

– Нет.

– Тебе бы хотелось снова увидеть того дядю?

Владик покачал головой.

– Значит, он тоже страшный и злой?

Мальчик кивнул.

Она совсем не заметила, как сзади к ним подошла воспитательница.

– Психолог говорит, что у Владика детский аутизм.

– Что это такое?

– Когда ребёнок как бы погружен в самого себя, словно он отгородил себя от внешнего мира, так ему легче приспособиться к нему.

– Это психическое заболевание?

– Не совсем, просто состояние психики, но если не уделять внимание, то может перерасти в депрессию. Вы знаете, таких людей много.

– Скажите, – Мила отошла в сторону, мельком посмотрела на занятого своим делом ребёнка, – если я правильно поняла, аутизм возникает в связи с каким-то пережитым в прошлом глубоким потрясением.

– Это так, но грудные дети ничего не запоминают, фиксированное запоминание начинает развиваться ближе к году.

Мила вновь наклонилась над мальчиком, порылась в сумке, достала шоколадку.

– Держи, это тебе. Я дарю тебе её от чистого сердца.

Владик без колебания взял сладость, спрятал её в кармане своей рубашки.

– Его здесь не обижают?

– С этим у нас полный порядок.

– Можно иногда я тоже буду приходить к нему? Знаете, я давно хотела иметь ребёнка, но как-то не получилось.

– Думаю, Нина Савельевна не будет возражать, да и мальчик вроде Вас воспринял.

– Откуда Вы знаете?

Воспитательница посмотрела на Милу.

– Женская интуиция.

Мила вновь обратилась к Владику:

– Давай вылепим вместе Мики Мауса.

– Давай.

…Дверь открыли не сразу, долго слышался лязг цепей, затем кто-то всматривался в дверной глазок и только после этого послышался глухой старческий голос:

– Кто там?

– Простите меня, я из прокуратуры, мне очень нужно поговорить с Вами.

Лязг цепей повторился только намного громче, чем в первый раз. В темноте подъезда Мила различила за едва открывшейся дверью сгорбленный силуэт, от которого исходило не менее громкое дыхание, словно от паровоза. Так обычно дышат пожилые люди. Старуха осмотрела Милу с ног до головы, ей стало немного не по себе от такого пристального взгляда.

– Документы покажи, – послышалось из двери.

Мила расстегнула сумочку, вытащила оттуда красную книжку, с которой она ни на миг не расставалась, потому что это был её настоящий пропуск, и без него она чувствовала себя словно без рук. Книжка произвела нужный эффект, старуха даже не стала читать, да и похоже она плохо видела.

– Вы не обижайтесь. Времена нынче такие, приходится не доверять. А то бывали случаи, когда грабители приходили, как в прошлом голу на четвёртом этаже у Голубевых. По башке чем-то стукнули, а пока она очухивалась, они вынесли из квартиры последние ценности.

– Я не обижаюсь. Мне нужно просто Вам кое-какие вопросы задать.

– Задавайте, – старуха сняла цепочку с крючка и открыла дверь шире, – Да Вы проходите, не стесняйтесь, не на пороге же стоять среди этой темноты. Лампочку до сих пор в подъезде ввернуть не могут, тут и шею сломать сущий пустяк.

Мила прошла в не менее тёмную прихожую, разулась, села на стул, куда указала ей хозяйка квартиры.

– Вас зовут Вера Алексеевна, а Ваш адрес мне дала заведующая интернатом для детей-сиротов.

– Так Вы насчёт Владика пришли?

– Значит, я не первая, кто интересуется этим мальчиком?

– Приходил уже один солидный такой человек лысый. На модной машине приезжал. Ну его потом грохнули, везде газеты писали, да вот на днях.

– Борисов?

– Ну, да, кажется, его фамилия была Борисов. Не могла понять, что его сюда привело.

– Он же является отцом этого мальчика.

– Нет, только не он.

Мила оторвалась от своего блокнота.

– Не он? Тогда кто?

– Тот вроде моложе был и интересный такой. Ну да уже столько лет прошло с тех пор, разве сейчас всё вспомнишь?

– Значит, его мать встречалась с каким-то мужчиной?

– Да, он часто приходил сюда. Светочка-то была спокойной девочкой, училась хорошо, интересовалась живописью, мечтала стать художницей и выставляться в крупных городах, иногда она и мне кое-какие поделки дарила на юбилеи, да на праздники разные. Вот посмотрите сюда.

Старуха показала на стену, где висела картина с изображением горного пейзажа.

– Это её работа.

– Красиво, – восхищённо ответила Мила, – Немного необычно, – ей вспомнился Владик, занятый лепкой, – Насколько мне известно, она жила одна после того, как родители попали в авиакатастрофу.

– Бедняжка. Ей было тогда десять лет, я часто навещала её в интернате, даже выхлопотала квартиру после родителей за ней сохранить, а когда Света вернулась из интерната я ей почти как родная бабушка стала. Молодость, сами понимаете, буйное время, хочется острых ощущений. Потом она стала допоздна задерживаться на танцульках, приводила гостей, у них музыка всегда гудела. Я часто видела её с каким-то парнем, довольно симпатичным, он у неё оставался. А однажды она приходит ко мне вся в слезах и говорит, что беременна. И я вместе с ней заревела, уговорила, чтобы не делала аборт, а то вообще потом никогда детей иметь не сможет, а ей тогда только восемнадцать стукнуло, на носу окончание школы. Ну, в общем, родила мальчика, а этот хахаль больше здесь не появлялся. Порезвился и бросил. Вот так бывает.