Дара Преображенская - Душа мертвеца

Ирка повернулась вокруг оси, голубое платье с рюшами всколыхнулось, сделала реверанс.

– Ну, как, мне идёт?

– Очень идёт, ты и в самом деле на барышню похожа. Честно говоря, в гриме тебя и не узнать.

– Представляешь, когда-то они все так одевались. До сих пор ума не приложу, как они в те времена стирали всё это барахло. Сколько же порошка уходило.

– Тогда не было стирального порошка.

– Чем же они тогда стирали?

– Не знаю. Я не историк.

Ирка взяла со столика шляпку, надела на Милу.

– Жаль, что ты не можешь появиться в ней на улице. Уверена, за тобой бы тотчас образовался шлейф поклонников со Степановым во главе.

Улыбка незаметно сошла с лица Милы, она сняла шляпку, положила обратно на столик.

– Ты что-нибудь знаешь о нём?

– О Степанове?

– Да, о Дмитрии Васильевиче Степанове.

– Дмитрии Васильевиче… К чему такая помпезность? Ты же на днях с ним танцевала, и он на тебя смотрел слишком влюблёнными глазами.

– Можно подумать, ты ревнуешь.

Ира тяжело вздохнула:

– Мне же нельзя, у меня есть муж.

– От которого ты мечтаешь давно избавиться.

– Слушай, – поморщилась Ирина, – твои предположения ничего не дают. Мало ли что я тебе говорила под пьяную лавочку. Женщина в отчаянии ещё не то скажет. Морозов – неплохой человек, но он – настоящая тряпка, а не мужик. Ты пришла сюда, чтобы только узнать больше про Степанова?

– Нет, хотела посмотреть, как ты живёшь, чем дышишь. Ведь мы давно не виделись, в последний раз три года назад, когда я приезжала.

– Ошибаешься. В последний раз мы виделись три дня назад в школе.

– Это не в счёт.

Ирина села напротив зеркала, взяла стоявшую на полке помаду и начала красить губы, они стали яркими, вызывающими, вряд ли скромная дочка помещика Троекурова предпочла бы такой цвет. Мила отвлеклась.

– Я ничего о нём не знаю, и ты сама убедилась в этом. Я даже не знаю, что он до сих пор не женат. А зачем ты спрашиваешь о нём у меня?

– Просто так. Мне почему-то казалось, что ты виделась с ним, что вы общались.

Ирина оставила помаду в покое, принялась за тени.

– Когда кажется, нужно креститься.

– Не обижайся на меня, я из любопытства спросила. Есть во мне такая нехорошая черта.

Иринка откровенно посмотрела на подругу:

– Прости, но я сомневаюсь, что тобой движет простое любопытство, ты одинока, свободна, он тоже, значит, у этой длинной истории может быть продолжение. Разве не так?

– Давай поговорим о другом.

– Хорошо. Если тебе так неприятно я могу рассказать тебе о своей скучной серой жизни более подробно, но вряд ли это тебя заинтересует. Вижу по глазам, что не заинтересует.

В дверь высунулось лицо «Дубровского»:

– Ир, пойдём, Костик тебя требует, а то он скоро искры метать начнёт.

– Ах да, забыла тебя представить, это – мой партнёр по спектаклю, Миша.

«Дубровский» поклонился, очевидно, войдя снова в образ:

– Михаил Алексеевич Тихомиров.

– Мила Сергеевна Рыбакова.

– Ты сиди здесь, через пол часа я снова подойду, и мы с тобой чай попьём, а то и ко мне сходим. Сейчас как раз Славика дома нет, он только вечером придёт.

Мила осталась одна, взяла горстку журналов, начала листать, не вглядываясь практически ни в одно изображение. Это были старые прошлогодние номера «Vogue», «Playboy». Вдруг она остановилась на одной странице. На неё смотрела Надя с обложки сентябрьского номера «Плейбоя», улыбающееся лицо с зелёными глазами провинциальной красавицы. На ней было жёлтое платье с глубоким вырезом, оголявшим стройную грудь, в глубине на бархатистой матовой коже блестел крестик на золотой цепочке. Таких обложек с изображением близкой подруги Мила перевидела не один десяток, и в каждом изображении была какая-то неуловимая изюминка. В Москве её ценили, как ведущую фотомодель, ей прочили большое будущее, а известные киноманы уже строили планы насчёт приглашения Нади на главные роли в сериалах.

Мила с ужасом схватилась за голову: «Неужели я и в самом деле ревную?»

…

Она протянула заведующей красную книжку, в которой чёткими буквами было написано, что является следователем прокуратуры. Заведующая производила впечатление серьёзной женщины, ознакомилась с документом, протянула обратно его владелице.

– Чем могу помочь?

– Я знаю, что убитый Борисов часто посещал ваш интернат. Есть показания его жены, что он навещал какого-то мальчика, гулял с ним, приносил ему подарки.

– Да, в последнее время Николай Георгиевич приходил сюда.

– А к кому он приходил?

– К Владику Малых. Это и есть тот самый мальчик.

– Он большой.

– Шестой год нынче исполняется.

– Я могу ознакомиться с документами этого мальчика?

– Конечно, – сказала заведующая, – Подождите немного, – она набрала номер телефона, – Светочка, принеси из архива дело Малых. Да, срочно. Хорошо. Сейчас принесут, – произнесла заведующая интернатом, обратившись к Миле.

– У вас много детей?

– Пятьсот шестьдесят три.

– Они все сироты?

– Две трети из них отказники, поступают к нам из дома ребёнка, но матери у них есть, просто нет возможности растить. С нашим уровнем жизни это не каждой под силу, спрашивается, зачем тогда рожают. Кстати, у Вас есть дети?

– Нет.

Мила одела очки, прочла первые строки на истёршемся от времени листе бумаги, дело было нетолстым по сравнению с остальными, хранящимися в архивах. Прошло минут пятнадцать прежде чем она смогла составить общее представление. Мальчишка был полным сиротой, он поступил в интернат из дома ребёнка, куда его ещё совсем грудного привезли сотрудники социальной службы, потому что мать некую Светлану Малых нашли повешенную в комнате малогабаритной квартиры на втором этаже. Ребёнок три дня не получал грудного молока и был сильно истощён. На отдельной странице была приклеена фотография матери, очевидно, когда-то сделанная на паспорт или любой другой документ. Мила вгляделась в простодушное лицо женщины, на вид ей было не больше двадцати, закрыла дело.

– Я могу увидеть сейчас мальчика?

– Да, конечно. Только вряд ли он Вам что-то скажет.

– Вы знаете знакомых матери?

– Есть соседка, но она уже старая. Пять лет назад это она вызвала милицию после того, как забеспокоилась насчёт долгого отсутствия матери Владислава. Дверь пришлось взломать, сами понимаете.

– Разве у неё не было родственников, я имею в виду у матери?

– Она сама воспитывалась в интернате, родители умерли, точнее, произошёл несчастный случай, они погибли в авиакатастрофе ещё в советские времена, тогда это, правда, было редкостью, и тем не менее, это так. Есть брат, но он давно проживает в другом городе, занимается бизнесом, – Заведующая подошла к окну, взяла лейку и начала поливать герань, – Не удивляйтесь, откуда у меня такие подробные сведения, мы стараемся узнать больше о родных и близких наших воспитанников.