Дара Преображенская - Просветлённый

– Другой? Какой же?

– Мы отправимся с тобой в странствия в чужие земли.

– Ты хочешь найти свою мать?

– Да, это всё, что я сейчас больше всего хочу и о чём думаю целыми днями.

– А вот у меня нет матери, поэтому мне некого ждать, не на что надеяться, господин.

– Не называй меня «господином», ведь ты не раб мне.

– А как же твои родители отнесутся к моему необычному положению? – спросил Галактион.

– Сначала они были бы удивлены, а затем… затем признали бы твою свободу, потому что, они хотели бы, чтоб их сын был счастлив.

….Приближался Праздник Быков, и несколько раз приходили представители моей невесты, а в среду был сам Лавр – её отец.

– Как же насчёт свадьбы, господин? – спросил он, удивлённо поглядывая на пьющего молоко Галактиона, который непринуждённо сидел рядом и слушал наш разговор. Я рассказал Лавру об исчезновении моей матери и попросил перенести свадебные торжества. Афинянин понимающе закивал.

– Как ужасно, что все эти плохие события обрушились на ваш дом накануне свадьбы, – проговорил он.

– Несчастье не выбирает время, чтобы потревожить нас, – сказал я те слова, которые в своё время любил говорить мой учитель Фалес.

– Да, это так, – согласился Лавр, – Ваш отец ещё не вернулся, господин?

– Нет, я ожидаю его.

Он снова кивнул:

– Если нужна какая-то помощь, обращайтесь.

Мы расстались, я видел, что мой будущий свёкр ушёл недовольный. Но что я мог сделать?

Каждое утро я отправлял Галактиона на скалу, чтобы увидеть, не возвращаются ли корабли моего отца в бухту, и каждый день мой друг возвращался с отрицательным ответом. Приходилось ждать, хотя это ожидание и ничего неделание доставалось мне с большим трудом.

Отец приехал через неделю. Он ещё не знал, что моё ожидание превратилось для меня в настоящую муку. Сахиб ходила молчаливой по саду, она выполняла свою работу медленно, и, как бы, нехотя. Пару раз я пытался остановить её, чтобы поговорить.

– Послушай, Сахиб, – произнёс я, – я не считаю тебя рабыней в этом доме и никогда не считал, поэтому я не хочу, чтобы ты работала, как рабыня.

Но она отдёрнула свою руку и зарыдала. До сих пор помню эти стоящие в глазах слёзы персиянки.

– Сахиб! Сахиб, что с тобой!

– Вы ездили в город, господин… Мне сказали, что Вы были там с одной гетерой.

– Но кто сказал тебе такое?

Она гордо вскинула голову, чёрные кудри вздрогнули.

– Не важно. Важно то, что Вы любите эту женщину.

Вдруг одна догадка поразила меня так, что я улыбнулся и притянул к себе худенькую фигурку девушки.

– Сахиб, …. Так ты… так ты любишь меня?

Она опустила голову, вырвалась из моих объятий и убежала. Больше я её не видел в тот день, только иногда мой взгляд останавливался на ней в череде других рабынь. Она стала выполнять работу с ещё большей тщательностью, словно, наоборот, хотела быть рабыней, и это положение, будто, являлось её зароком независимости….от меня.

Отец был весел и валился с ног. Раб Северий поднёс ему огромный фиал с вином, как и полагалось по заведённому в течение многих лет обычаю. Его команда в первые сутки после возвращения оставалась у нас, затем странники разъезжались по своим домам, чтобы затем встретиться вновь в следующем сезоне, и так длилось из года в год. Его самый близкий друг Виссарион похлопал отца по плечу.

– Ну, вот, Агапий, мы и дома.

Он взглянул на статую Посейдона в саду, ухмыльнулся.

– В Индии я видел изображение Шивы, и у него тоже трезубец, как и у нашего Посейдона. Только Шива – это бог разрушения, уничтожающий материальное творение в своём неистовом танце, а Посейдон – владыка морей и океанов. Где же твоя жена Афина? Почему на этот раз она нас не встречает, как обычно?

Отец рассеянно посмотрел на меня, испил вино и протянул мне обратно пустой фиал.

– А в самом деле, где же твоя мать Афина? Почему она не вышла встретить меня и мою команду? – спросил отец.

– Отец, здесь у нас многое изменилось за то время, пока ты был в пути со своей командой, – сказал я.

– Что ты имеешь в виду, сынок? И почему у тебя такой рассеянный вид? Неужто Хариты не предупредили тебя о том, что я возвращаюсь из дальних странствий? Кстати, у нас удачная поездка: мы привезли много пряностей и ковров. Но… расскажи, Дионис, что же всё-таки произошло?

Гостей проводили в пиршественную залу, а мы с отцом уединились вглубь сада.

Я не знал, с чего начать, но затем рассказал всё, что случилось в течение всех этих дней. Отец слушал терпеливо и молча, но по его глазам я видел, как буря эмоций всплывала в его сердце подобно бушующему океану. Наконец, я замолчал, отец сел на скамью возле фонтана; он казался задумчивым, затем вдруг схватился за голову.

– И…и что же теперь, Дионис? Где же твоя мать? Кому она продана в рабство?

– Я ждал тебя, отец, мы отправимся в Финикию, мы пойдём на все невольничьи рынки и разузнаем всё о ней.

Он с яростью стукнул кулаком по скамье, глаза его налились кровью.

– Нет! Я не позволю, чтобы она стала рабыней. Афина всегда была той женщиной, которой поклонялись прославленные воины, с неё лепили статуи.

– Ты никогда не говорил мне об этом раньше.

– Я всегда хотел, чтобы дети гордились своей матерью.

– Я горжусь и гордился, – сказал я.

Он тяжело вздохнул:

– Хорошо, я поручу своим ребятам распродать товар, и мы поедем через день на рассвете.

Мы смотрели друг на друга, будто, видели впервые друг друга; отец потрепал мои волосы, как делал всегда, когда я был ещё ребёнком. Каждое утро он таким образом прощался со мной, чтобы затем покинуть берега благословенной Греции.

– Ты уже совсем взрослым стал, Дионис, и развит не по годам. Однажды ты даже мог участвовать в Олимпийских Играх.

Я улыбнулся:

– Придёт время, отец, придёт время, и я ещё возьму несколько побед.

Мы обнялись с отцом:

– Только на тебя у меня надежда, только на тебя, сынок.