Дара Преображенская - И небеса однажды кончаются

А сколько же потеряно тобою свежей силы,

Которая тебя на небо позовёт!

Те белые цветы колышутся и плачут,

Прощаются с тобою на вечность, на века,

Подумай же над тем, как жизнь прожить иначе,

Не проводив последние на небе облака.

Не видя ничего, ты прикоснёшься к малости,

Со смертью вновь сольёшься и улетишь во мрак,

И сколько на плечах твоих печали и усталости,

Тобой всё перечёркнуто, всё кажется не так….

…Прощай, Берта, прощай, Сесилия, я уезжаю в школу в Сен Маре, где монахини Св. Франциска будут обучать меня давно забытым истинам, и я буду внимать им, будто всё для меня вновь, хоть это не так. Прощайте, но я обязательно вернусь, чтобы обогреть вас своей любовью во имя того, чтобы вы никогда не разочаровывались и не страдали. Я буду с вами….

Я открываю семейный альбом на первой странице и вглядываюсь в знакомые лица, они начинают жить самостоятельной жизнью, словно раньше я никогда их не знала, и в моей памяти они родились только сейчас. На большом любительском фото запечатлены мама и отец. Они улыбаются, расположившись среди тенистых деревьев в саду. Со следующей фотографии на меня смотрит Сесилия своими наивными детскими озорными глазами. Она прижимает к своей груди букет роз, они кажутся большими, тяжёлыми, почти полностью закрывают её красивое лицо. При мыслях о Сесилии в горле моём застревает комок рыданий, мне с трудом представляется бледная похудевшая Сесилия в монашеской одежде. Нет, я не должна допустить, чтобы она распрощалась навсегда с родным домом и ушла в монастырь! Но разве в силах я удержать Сесилию?

Я переворачиваю страницу и узнаю себя – маленькую девочку в широкополой шляпе и длинном до пят светлом платье. Рыжие кудряшки волос раскиданы по плечам, она тоже немного кокетка с притягательными ямочками на пухлых щёчках.

Фотографии могут многое поведать нам о себе самих, но люди не привыкли сосредотачивать своё внимание на плоских чёрно-белых изображениях.

Я до того поглощена воспоминаниями, что совсем не замечаю, как матушка Антуанетта в чёрной сутане, стоя посреди класса с раскрытой Библией в руках, монотонным усыпляющим голосом читает о житии Св. Николая. У неё заострённое книзу лицо, по форме напоминающее треугольник с водянистыми прозрачными глазами и несколько отвисшими щеками.

На её тонкой почти плоской груди выделяется большой железный крест с распятым Христом и едва различающейся надписью на латыни «Спаси и сохрани».

Девочки-воспитанницы в тёмно-синих платьях-униформах перешёптываются друг с другом, хихикают. Некоторое время матушка Антуанетта отрывается от чтения, смотрит в раскрытое окно. Там в саду громкие шмели, жужжа, перелетают с цветка на цветок. Далее за садом простирается берёзовая аллея с молоденькими деревцами, посаженными всего лет семь назад добровольцами из Сен Маре.

В солнечные дни после обеда, когда все девочки из пансиона укладываются спать или учат уроки, я спускаюсь в аллею и брожу между деревьями, следя за тем, как ослепительный белый круг Солнца мелькает среди насыщенных зеленью ветвей. Затем, расправив платье, я сажусь на траву и просто сижу, не думая ни о чём. Я предаюсь созерцанию, я наслаждаюсь тем, что есть без оценок, без границ и следствий. К сожалению, люди привыкли всё оценивать, однако в такие редкие моменты я учусь соединяться с Вечностью, и тогда мир вокруг меня начинает оживать, постепенно открываться передо мной. Тогда и небо, и солнечные лучики, порождённые огромным Солнцем, говорят со мной на понятном лишь мне одной языке.

За аллеей протекает речка, и с утра до позднего вечера оттуда доносятся плеск и голоса купальщиков. Они плавают между кувшинок с толстыми стеблями и держащимися на воде овальными листьями, они смеются, шутят, а к ночи возвращаются обратно в деревню, чтобы предаться своим сказочным снам.

Сидевшая рядом со мной соседка по парте Патриция дёрнула меня за рукав. Я была с силой вырвана из своих мыслей, как выброшенная на берег рыба. Только тогда я обратила внимание на то, что весь класс смотрит на меня. Матушка Антуанетта окинула меня своим пронизывающим взглядом.

– Сестра Лилиан, встаньте!

Испугавшись, я тотчас поднялась с места, совсем забыв, что на моих коленях лежал альбом с семейными фотографиями. Он с оглушительным стуком упал на пол классной комнаты, несколько фотографий рассыпались по полу, представляя собой довольно жалкое зрелище.

Настоятельница школы Св. Франциска наклонилась над ними, подняла три фотографии и долго, не отрываясь, рассматривала их. На первой из них фотоаппарат мсье Лефонтена запечатлел Бертрана и Сесилию, на второй маму на фоне оранжереи, на третьей была я.

– Что это, Лилиан де Бовье?

Должно быть, я покраснела, потому что лицо моё буквально горело. Я не знала, что ответить на вопрос матушки Антуанетты, и поэтому стояла, опустив голову и не смея поднять глаза на матушку-настоятельницу.

– Потрудитесь ответить, сестра, когда Вас спрашивают!

– Я….мне стыдно. Простите меня, этого больше никогда не повторится, – пробормотала я.

– В последнее время Вы ведёте себя слишком рассеянно. Я, конечно, сожалею, что вашу семью постигло горе, Вы потеряли отца – истинного патриота преданно служащего Франции. Но это должно было Вас подхлестнуть проявлять ещё большее рвение к учёбе. Итак, Лилиан де Бовье, Вас совсем не интересует жизнь Св. Николая?

– Это не так, мадам.

– Пока Вы не убедили меня в обратном. Поднимите фотографии и следуйте за сестрой Клеменцией. Она проводит Вас на кухню к сестре Рут. Вы будете помогать ей по хозяйству и каждый день перед завтраком Вы станете читать по одной главе из Библии перед остальными воспитанницами. Вы поняли меня, Лилиан?

Водянистые глаза матушки Антуанетты снова устремились на меня, и я поняла, что последнее слово останется за ней.

– Вы поняли меня, Лилиан? – повторила настоятельница.

– Да, мадам.

Она взяла со стола колокольчик и позвонила в него. Сорокалетняя толстушка Клеменция – монахиня, присматривающая за хозяйственными постройками и продовольствием, плавно вошла в класс. Девочки встали, потому что так было принято выражать почтение.

Сестра Клеменция представляла собой высокое полное создание в очках и белом накрахмаленном чепце на голове, скрывающем её густые чёрные с отливом волосы. Двигалась она медленно, размеренно. Тёмные зелёные глаза всегда выражали спокойствие, но при более длительном рассматривании, казалось, что она вот-вот расплачется. Сестра Клеменция остановилась рядом с матушкой Антуанеттой и вопросительно посмотрела на неё.