Дара Преображенская - Рассказы

Когда Солнце уже поднялось, выехали за городские ворота на пустошь, которая простиралась на обширное расстояние. Кое-где встречались совсем голые камни, где зелёная трава отступала; казалось, они совсем не чувствовали испепеляющего зноя, потому что трава вокруг них пожухла и пожелтела.

– Эй, постойте, добрые люди, остановитесь!

Услышав возглас, возница натянул поводья, усталые лошади замерли на месте. Пантелеймон видел, как к повозке подошёл какой-то человек пожилого вида в ветхой одежде с посохом. В левой руке он нёс котомку с едой.

– Юноша, куда вы едите?

– В Рим.

– Не подвезёте ли меня? Я по пути в Мессу. Это небольшое селение и находится оно неподалёку, поэтому я не слишком утомлю вас своим присутствием.

– Садись.

Пантелеймон уступил своё место и ещё раз внимательно посмотрел на странника. Тот улыбнулся, развязал котомку и протянул хлеб с сыром.

– Ешь.

Пантелеймон возразил:

– Я не голоден.

Заметив на шее юноши христианский крест, странник сказал:

– Ты ученик Иисуса?

– Да.

– Я – Его последователь, жил долгое время в Иудее и Галлилее и видел мучения христиан. А зовут меня Ионий, – наконец ответил незнакомец.

– Мучения? – спросил Пантелеймон, – я об этом ничего не слышал. Расскажи о них.

Ионий вздохнул, взглянул на слушавших его, лишь, возница был занят своим делом.

– В 302 году в Никомидии пострадало от преследований Максимиана множество христиан. А было это так. Наступал день празденства Христова, последователи Его и ученики собрались в храме, чтобы достойно отметить сей день. Они разожгли лампады и освятили иконы, пели в честь Учителя. Были там мужчины, женщины и дети. Однако, император, прослышав о сей вести, прислал нарочного и возвестил христиан, что если они не покинут храм и не поклонятся языческим идолам, то их ждёт мучительная смерть. Они отказались. На следующий день по приказанию прибыли воины и ещё раз изъявили волю императора, но и тогда благочестивые ученики не отреклись от имени божьего. Тогда они по приказу военачальников заложили сено вокруг храма и подожгли его. Ни один из страдальцев великих не вышел к ним, все они отправились к Богу, но не отреклись от Христа.

Повозка медленно тряслась по ухабам, все молчали; Фессалина вытирала проступившие на старческих глазах слёзы. Тишину прервал сам Ионий.

– Я, ведь, обладаю даром провидения и могу сказать то, что недоступно простым смертным. Хочешь скажу о тебе?

Пантелеймон, выйдя из забытья, ответил:

– Скажи.

– И ты пострадаешь за веру христову, потому что с каждым разом будет она укрепляться в тебе. Но пострадаешь не безвестно, ибо многие достойные мужья и жёны узнают о тебе. Поведай мне, юноша, кто же тебя обратил в веру?

– В детстве – мать моя, а затем один священник по имени Ермолай.

Странник задумался, откусил сыр и начал тщательно жевать его:

– Нет, не знаю такого, – сказал он. – А тебя-то как звать?

– Пантелеймон.

– Всеблагой, значит.

Ионий вздохнул, посмотрел на выжженную долину, где-то там совсем неподалёку паслось стадо овец, а ещё чуть дальше располагались глинобитные домишки крестьян. Обратился к вознице:

– Останови здесь.

Выйдя из повозки, посмотрел в ясные голубые глаза юноши. Произнёс:

– Мир тебе, – и опираясь на свой посох, отправился по узкой вытоптанной тропинке к пастбищу.

– Мир тебе! – прокричал, удаляясь, Пантелеймон.

…К вечеру Фессалина попросила остановиться на ночлег в одной деревушке, попавшейся на пути.

– Кости мои уже слабы стали, просят отдыха, – сказала она, – но от этого только всем утешение будет, да и лошади устали, на постой просятся.

Действительно, их бег не был уже таким плавным, как в самом начале, всё чаще и чаще они спотыкались, и было решено остановиться у добродушных гостеприимных хозяев.

Хозяйка хижины Арсения – женщина средних лет с радушием приняла своих ночных гостей. Возницу расположили в сарае, Фессалина сама улеглась в чулане, а молодой человек – в пристрое. Хозяин византиец Сезарь приглашал к ужину, но юный странник отказался.

Пантелеймон проснулся ночью от пронзительного крика младенца, вышел из пристроя и осторожно постучался в дом:

– Пустите меня к ребёнку, – сказал он.

Младенец ворочался в люльке, колотил маленькими ножками, как беснующийся. Юноша приложил свою руку на лобик младенца под взгляды удивлённой матери – через несколько мгновений крик прекратился. Пантелеймон подошёл к хозяйке и прошептал:

– Никому об этом не говори.

К утру он отправился к небольшому озерцу, где неподалёку блеяли овцы, сел в камышах.

– А почему твои руки жёлтым светом сияют?

Пантелеймон резко обернулся. Позади него стоял мальчик лет семи в длинной рубашке с заплатами; подул ветер, и камыши качнуло в одну сторону.

– Кто ты? – спросил Пантелеймон.

– Александр – брат того, кого ты вылечил ночью. Меня назвали в честь Александра из Македонии

Юноша посмотрел на свои руки.

– У меня обычные руки.

– Нет. Они, словно, сияют.

– Я – лекарь из Рима.

Мальчик подсел к нему

– Что ты будешь делать, когда возвратишься в Рим?

– Сменю богатые одежды на простые и пойду целить.

Мальчик посмотрел на волнующуюся гладь озера.

– А как ты целишь?

– Не я, а Господь через меня, – сказал Пантелеймон.

Накрапывал дождик. Мальчик протянул гостю руку, чтобы тот поднялся:

– Пойдём. Матушка велела позвать тебя к трапезе.

Перед тем, как повозка тронулась, Пантелеймон подошёл к хозяйке и сказал:

– Младенца напоишь отваром из вереска, что растёт на пустоши и будешь поить ещё месяц.

…Когда до Рима оставалось ещё совсем немного, Пантелеймон прикорнул и увидел необычный сон. Ему снилось, как входит он в какое-то светящееся пространство и его встречают два ангела. Один назвался Михаилом архангелом, другой – Гавриилом. Михаил был светловолосым в голубых сияющих одеждах с мечом, а Гавриилл – русым в белых одеждах.

Он протянул вошедшему большую чашу с розовым нектаром и произнёс:

– Это – благодать божья, ею ты будешь лечить. Много пострадаешь от людей, но не печалься, Мы придём за тобой и поддержим тебя.

Ещё Пантелеймон видел ангела в женском обличьи на фоне голубого сияния, но ангел тот ничего не сказал ему, а просто улыбался.

Проснулся он уже на подъезде к Риму, плотнее укутался в свой плащ. Удивлённая Фессалина сказала:

– Был сильный ветер, но ты спал, как убитый, словно совсем не чувствовал прохлады.

– Я и в самом деле не чувствовал её, – произнёс Пантелеймон.

Ермолай встретил его радушно, напоил свежим молоком и выслушал сон.

– Это было знамение тебе, – наконец сказал пресвитер.

– Правда ли, что христиане много пострадали за веру свою и претерпели гонения от императора?