Дара Преображенская - Воин храма «Золотой Дракон». Часть 2

«Человек при рождении нежен и слаб,

при смерти – твёрд и крепок,

Все вещи и растения при рождении нежны и слабы,

а при смерти тверды и крепки.

Твёрдое и крепкое – это то, что погибает.

Нежное и слабое – это то, что начинает жить…

Сильное и могущественное

не имеют того преимущества,

какое есть у нежного и слабого».

(Лао-цзы, китайский мудрец).

……Кажется, я потерял сознание, провалившись в глубокий сон.

Очнулся я не скоро, во всяком случае ощущение времени стёрлось. Может быть, прошло всего одно мгновение, может быть, день или два, или несколько дней. Сон рассеялся, когда кто-то слегка прикоснулся к моему плечу. До этого момента я видел себя на вершине горы Су-шань, но только вокруг неё располагался не Шао-линьский монастырь, а монастырь Золотого Дракона.

Я видел, как я спустился с горы и вошёл в храм, где проводились богослужения. Вокруг в огромной зале курились благовония, создавая голубоватый дымок. Я пригляделся и увидел, что на богослужении присутствовали все преподаватели, с которыми мне довелось встретиться в течение своей жизни в монастыре.

Я видел серьёзное лицо учителя Ноу и сосредоточенное торжественное г-на Чонга – настоятеля монастыря. Они все молились, сложив ладони вместе. Но среди них я не увидел моего Учителя и одновременно друга Мастера Циня.

– Где же Мастер Цинь? – спросил я у учителя Ноу.

– Он ушёл, – спокойно ответил мой Наставник по боевым искусствам.

– Вы его похоронили?

– Нет, мой мальчик, – произнёс Учитель Ноу, – Мастер Цинь является Посвящённым, а Посвящённые уходят тогда, когда сочтут нужным, они не умирают.

– Как не умирают, – был обескуражен я.

– Посвящённые растворяют себя в пространстве. Каждый атом их физического тела находится под контролем их сознания. Поверь мне, это не под силу обычному смертному. В своё время твой учитель прошёл слишком много испытаний, прежде чем получить Посвящение.

Дальше всё куда-то ушло, я увидел перед собой того самого монаха-привратника с острой бородкой, который два раза приносил мне еду, когда я сидел под деревом возле монастыря Шао-линь. Он улыбался, хотя мне совсем тогда было не до смеха.

Я не мог понять, то ли я видел сон, то ли отделился от своего физического тела и отправился в свой монастырь, чтобы всё узнать о произошедших в нём событиях. А если это именно так, значит, я постиг ещё одну грань – отделение от своего физического тела и путешествие в мирах. Некоторых монахов этому учат специально.

– Меня зовут Ка-о-мин, – представился улыбающийся молодой монах с острой бородкой.

– Почему ты улыбаешься, Ка-о-мин? – спросил я. Я вспомнил, что точно так же звали нашего повара из монастыря Золотой Дракон.

– Потому что никогда раньше я не видел таких дураков, как ты, которые сидят двое суток под деревом в проливной дождь, подражая тем самым Великому Будде.

– А где я сейчас нахожусь?

– Конечно, внутри монастыря Шао-линь. Ты задаёшь глупые вопросы.

Ка-о-мин снисходительно посмотрел на меня:

– Впрочем, ты потерял много сил, и тебе нужно восстановиться, прежде чем ты встретишься с нашим настоятелем.

– Ваш настоятель сам хочет встретиться со мной? – удивился я.

Монах кивнул:

– Конечно, ведь ты – тот самый монах, которому удалось сделать «прыжок леопарда».

– А откуда ты знаешь? – удивление моё росло с каждым разом всё сильнее и сильнее.

Ка-о-мин пожал плечами:

– Странно, ведь во всём Китае таких, как ты, совсем немного, а отличные воины ценятся Императором. Почему же ты до сих пор не в его армии?

– Потому что у меня другой путь, – ответил я просто без обиняков.

– О каком пути ты говоришь? – спросил привратник.

– О пути философии и целительства.

– Вместо получения славы и почестей? Вместо возможности стать богатым?

– Да.

Ка-о-мин развёл руками:

– Воистину, странен и непонятен ум человеческий.

Затем он ушёл.

Помещение, в котором я находился было почти квадратным с белыми стенами и единственным окном. Через него можно было наблюдать всё, что происходило в окрестностях Шао-линя. Но меня в тот момент это мало привлекало. Я действительно был вымотан и ослаблен долгой дорогой и сидением под дождём. Моё тело требовало восстановления. В печи трещал огонь, поэтому в моей квадратной комнате было тепло и уютно. Я протянул руки к огню, чтобы согреться. Всё это время я лежал на очень толстой циновке, укрытый прочным одеялом. Я хотел расслабиться, уснуть, но в этот момент дверь моей комнаты раскрылась, и передо мной возник полноватый лысый человек невысокого роста, одетый так же, как и остальные монахи в шафранного цвета мантию. Он протянул мне миску с горячей похлёбкой.

– Настоятель распорядился кормить тебя, – сказал толстый человечек на чисто южном наречии.

Действительно, еду мне стали приносить чаще, хоть она и не отличалась тем разнообразием, как в мирской жизни. Но я привык. Из узкого оконца своей кельи я мог видеть, как тренировались монахи, они проделывали разнообразные упражнения, но среди них я не видел хотя бы одного монаха, кто бы мог сделать «Прыжок леопарда». Воистину, как оказалось на практике, «прыжок» был неподвластен для многих.

Моя жизнь текла размеренно, я был предоставлен самому себе, и всё же, меня почему-то не покидало ощущение того, что за мной пристально наблюдают. Кто это был, я не знал. Может, это были обычные монахи, а, возможно, и сам настоятель, встреча с которым мне ещё предстояла.

Ка-о-мин больше не пытался заговорить со мной, выполняя свои обычные обязанности привратника. Являлась ли подобная жизнь комфортной для меня? Я не привык к такому, но мне ничего не оставалось, как просто смириться.

Утром я читал мантры те, которые знал раньше и те, которые настоятель Чонг дал мне в свитках. Затем я проделывал упражнения, молился. Я был лишён общения, хоть для монаха это неважно, и всё же, мне было довольно непривычно.

Настал тот день, когда дверь моей кельи, наконец, раскрылась, и на пороге возник обыденный Ка-о-мин. Обычно привратник приходил три раза в день, чтобы принести мне еду, уносил опустошённую посуду толстый человечек, являющийся поваром в монастыре, который так сильно напоминал мне смеющегося Хоттэя. Он всегда справлялся о моём самочувствии, и мне было очень приятно. Приятно, потому что я не забыт, что я ещё кому-то нужен в этом мире.

– Ложная гордость, – как-то сказал мой учитель Мастер Цинь, определив моё состояние в этих двух ёмких словах. В то время я пребывал в состоянии депрессии, так как Китай был так погружён в дожди, и у меня не было возможности навестить своих родителей. Тогда я ощущал себя никому не нужным, заброшенным существом.