Чингиз Алиев - «Кто ты?». Часть 2

– Бабушка, бабуля!

– Алло? – отозвался я.

Вопли прервались и через несколько секунд заново возобновились:

– Кто вы такой? Где бабушка?

– Девушка, успокойтесь, пожалуйста, я врач.

– Врач?! – ещё громче закричала она.

– Да, врач скорой помощи. Вы, пожалуйста, не беспокойтесь, у вашей бабушки случился микроинфаркт. Нам позвонили соседи, и я сделал всё, что необходимо. Сейчас ей хорошо, но будет лучше, если вы приедете немедленно. Вы откуда звоните?

– Из Люблино. Мы сейчас приедем. Папа, папа!

Я положил трубку и так же осторожно с улыбкой на лице отошёл от телефона. Название «Люблино» мне ничего не говорило, но обнадёживало то, что девушка эта сказала, что они сейчас приедут. Прошло примерно полчаса. За это время старуха просмотрела две записные книжки и взялась за третью. Раза два подбегала ко мне, всовывая мне под нос широкую часть воронки, но я каждый раз энергично мотал головой: дескать, я ничего, молчу. Видимо, до неё всё же доходили какие-то звуки с улицы, которые она принимала за обращение к ней. Последний раз она спросила, что я кричу и почему не выпиваю. На что я также помотал головой и отвернул лицо. Она, ворча: «Завелись тут всякие непьющие», опять взялась за поиск телефонного номера. Наконец-то нашла его и, подняв указательный палец вверх со словами «сейчас я вам покажу», кинулась к телефону. Но когда она поравнялась со входной дверью, раздался звонок, похожий на пулемётную очередь. Теперь мне стало ясно, как она услышала мой звонок в дверь: поставили, значит, специальный звонок для неё. Она остановилась, посмотрела на собаку, потом на меня и, подойдя к двери, подставила к ней ухо. Звонок повторился и больше не прекращался, пока она не открыла дверь. В квартиру залетел высокий, хорошо сложенный мужчина кавказской внешности. За ним, держа свои очки, вбежала она. При виде её, я перестал дышать. «Как она сюда попала?» – задал я себе вопрос и стал ждать, когда она заметит меня. Но никакой реакции на мою персону с её стороны не последовало, что меня очень удивило. Неужели она стала видеть ещё хуже? Помню, однажды я снял с неё очки и надел их сам. У меня голова закружилась от этого и, возвращая очки, я спросил её:

– Как ты ходишь в них?

– Так же, как ты без них, – громко смеясь, ответила она тогда.

А теперь она в упор не замечала меня или не хотела замечать, и, чтобы уточнить это, я спросил:

– Ты не узнаёшь меня, Римма?

Сказать, что она подпрыгнула почти до потолка, – значит, ничего не сказать. Она подбежала ко мне почти впритык, уставила на меня свои маленькие и круглые глаза, несколько раз сняла и надела очки. Всё те же глаза. Я всегда дразнил её, что у неё не человеческие, а рыбьи глаза. Они действительно были похожи на рыбьи: маленькие, почти без ресниц и с чуть красным оттенком.

– Вы знакомы, Римма? – донёсся вопрос откуда-то издали.

Она ещё раз внимательно рассмотрела меня, повернулась к мужчине и сказала:

– Первый раз вижу.

Я растолковал это по-своему. Я подумал, что, видимо, этот мужик, хоть и выглядит намного старше её, есть её муж, и она не хочет признаться при нём, что знакома со мной, тем более по их понятиям я оказался таким вот бандитом. Я подумал так и очень пожалел, что назвал её по имени.

– Значит, ты не так прост, как кажешься, и, прежде чем решиться на ограбление, не только уточнил местонахождение хозяев, но и кого как звать, – иронично заметил мужчина.

– Послушайте, я могу молчать перед немощной старухой, но на наглость таких верзил, как вы, могу реагировать иначе, даже несмотря на такого помощника, как этот, – ответил я ему, показав на огромного дога.

Видимо, он ожидал, что я буду кривляться, просить прощение и прочее. Поэтому, услышав от меня такое, он очень возмутился и, сказав: «Ах так! Ну посмотрим сейчас, какой ты герой!», подошёл к телефону и позвонил. Особенно он подчеркнул фамилию и положение хозяина квартиры и попросил быстрее приехать, а появившемуся через пять минут капитану и двум сержантам объяснил, что ещё чуть-чуть – и лежали бы здесь труп достопочтенной старухи вместе с трупом не менее уважаемой собаки. Он ещё раз отметил, что в квартире этой живёт не кто иной, как профессор Кейсерман, который в настоящее время находится в Германии в составе правительственной комиссии, на что капитан несколько униженно ответил, что он давно знает об этом. Но мужик, он же, как выяснилось потом, сын профессора и не менее важная фигура, не успокоился на этом и стал требовать немедленного и самого жестокого наказания для меня, отметив, что, если я останусь на свободе, может разыграться самая жуткая трагедия с членами их уважаемого семейства, так как я знаю всех их по имени и местожительству, а это, согласитесь, не из простого. Капитан уверял его, что одно то, что я нахожусь в квартире уважаемого профессора, обеспечит мне долгие годы заключения, и поэтому он и его многоуважаемые родственники могут спокойно жить и доживать. После этого мужчина заметно успокоился и, достав из кармана визитную карточку, протянул ее капитану:

– Я буду ждать вашего звонка, – заключил он.

Капитан низко поклонился, принял визитку и, обращаясь к сержантам, сказал:

– Уведите.

Ехали мы недолго. Через два-три квартала уазик наш остановился, и мы вышли из машины. Мы вошли в полутёмный проход через почти незаметную и очень низкую дверь. На двери и вообще нигде не было ничего, что указывало бы на то, что это милицейский участок. В конце прохода находились ещё две такие же неказистые двери, также без надписей. С правой стороны доносились отрывистые постукивания пишущей машинки, что подавало хоть какой-то признак жизни в этом подземном лабиринте. Постучав в левую дверь, капитан исчез, а через минуту открыл дверь пошире и пригласил меня войти, приказав сержантам оставаться в коридоре. Я оказался в довольно большом полуподвальном помещении без окон. На потолке тускнела почти невидимая от сигаретного дыма лампочка. Напротив двери за огромным столом с подставкой сидел монголообразный верзила средних лет. Его вид говорил о многочисленных днях и ночах, проведённых в этом неживом прокуренном помещении, его вид был видом совершенно разбитого человека. Создавалось даже впечатление, что ему стоит огромного труда держать на весу верхние веки, и вот-вот они закроются. Вся поверхность стола была заставлена многочисленными телефонами, все они беспрерывно звонили. От этих звонков в помещении стоял такой гул и треск, который мне не приходилось слышать даже на самых дикообразных танцплощадках. Пока мы с капитаном рассаживались, верзила этот успел ответить на несколько телефонных звонков. Он не разговаривал, а скорее давал короткие указания о том, кого надо преследовать, где сменяться и прочее, что ещё больше укоренило мои подозрения насчёт принадлежности этих людей и их организации, если можно было назвать организацией это подвальное помещение. Увидев, что мы уселись, он поднял одну из многочисленных трубок и властным голосом сказал: