Александр Миронов - Уроки рисования. Рассказы. Повесть

Как-то дед предупредил:

– Будешь поздно приходить, на пороге спать будешь.

Но Тихона, похоже, и эти условия устраивали. А чтобы хозяин не гневался, стал в благодарность приносить мышей-полёвок и клал их ему в полуботинки или в сандалии, в которых хозяин работал.

Дедушка вначале удивлялся и высказывал этому охотнику благодарность. Но обувь прятал.

Лето прошло у обоих дачников быстро и плодотворно. Как потрудились, так зиму и покормились.

Осенью хозяин собрал урожай и вывез его в подвал гаража. А вместе с ним, разумеется, и отбывавшего трудовое наказание помощника.

По возвращении, Тихон обрадовался свой подружке, долго намурлыкивал ей все дачные новости. За что Алёнка ласково поглаживала его и внимательно слушала. Правда, и быстро засыпала.

Но постепенно жизнь в родных пенатах, которые когда-то его пригрели и помогли стать на ноги, начали томить. Не тот простор, не те забавы и не тот коллектив. Он даже сбавил в весе, и думал, что та привольная жизнь так и закончится.

Он просто не знал, что времена года чередуются, повторяются.

Однажды он почувствовал весну. Стал испытывать волнение, беспокойство. При этом состоянии хотелось петь, чего он порой не мог сдержать и выражал его возгласами на разные мотивы. Порой они сами вдруг, непроизвольно стали вырываться из него. Иногда такие песни доносились с улицы, под окнами. Их выражали ему подобные исполнители. И он им подпевал. Порой ночами. Но сольные концерты раздражали домочадцев. И как-то, в гневе, дед запустил в него тапком. Обидно было – не оценен талант. Но ненадолго, через пару ночей, другой тапок опять согнал его с подоконника.

И дедушка понял: пора этого солиста-эквилибриста вывозить из города за двадцать пятый километр.

И они уехали на дачу.

Кому-то такая мера наказания, ссылка, покажется строгой и, может быть, несправедливой. Но для Тишки радость неописуемая. И за такое счастье он был готов даже на подвиги. И в благодарность, хозяину налавливал полёвок. Когда дед забывал обувь на крыльце, то вся эта добыча складывалась в неё. Видимо, полагая, что из таких камер, придушенные мыши не разбегутся и хозяину будет приятно.

Так что, поутру, когда дедушка выходил на огород, перед порогом, а чаще, в его сандалиях или в полуботинках лежала мышка. И так, видимо, входя в благодарственную эйфорию, на порожке выкладывались по пять-семь подарков. И однажды в дедовом сандалии лежал крот. Ну, как такого напарника тоже не благодарить. Ему и первая чашка молока и кусочек колбаски, курочки или рыбки на закуску.

Потом Тишка потерялся. Не было его почти неделю.

Дедушка забеспокоился, ходил по соседям, дачникам. Справлялся, не видел ли кто-нибудь из них серого кота с белой манишкой на груди. Кто-то пожимал плечами, много их тут лазает… Кто-то – видел, и черных, и серых, и белых, но без прописных данных.

А один сосед пожаловался:

– Он, паразит, стащил у меня курицу, прямо из сумки.

Дедушка отвечал:

– Да нет, это не мой. Он у нас не вороватый. В кражах замечен не был.

– Ну, тогда чей-то другой, тоже с манишкой на груди. Прибить его мало.

Через неделю он всё-таки объявился, и принёс в качестве извинения мышку, положил её к ногам хозяина.

Дедушка поблагодарил, но строго спросил:

– Не ты ли у соседа курицу стащил? Где живёшь, там не блуди.

На что Тихон пропел:

– Мня-у… – и потёрся об его ноги.

Внучка, выпросив у Чапика выходной, на дачу приехала на маршрутном автобусе. Привезла мороженого сома, который за поездку подтаял, молока, хлеба, пакет сахара.

Немного посидев на веранде, поговорили о новостях в городе, о работе.

Потом взяв тяпки, вышли на огород.

Окучивая картофельные грядки, вдруг услышали на веранде грохот – что-то тяжёлое упало на пол.

– Что там? – удивлённо спросила внучка.

– Ох, я сейчас и задам этому, ворюге! – ответил дед и поспешил к дому. Следом побежала и Алёнка.

Им навстречу из двери веранды выскочил Тихон, держа в зубах рыбину, весом и объёмом больше её похитителя. Дед, было, погнался за ним, но кот с разбегу взмахнул на забор, с него на улицу, и был таков.

– Вот жулик! Вот проказа! – возмущался дед, возвращаясь. – Ты видела? Вот это, силища! Такую рыбину стащить! Откормили басурмана…

Вошли на веранду. На полу валялся кирпич, а на столе крышка от кастрюли. Кастрюля тоже была сдвинута к краю стола, каким-то чудом не упала на пол.

– Вот, прохвост! – продолжал выражаться дед и в то же время удивляться: – Как он смог кирпич с кастрюли столкнуть? Я ж его на крышку специально положил.

Алёнка, смеясь, сказала:

– Если бы кирпич не сдвинул, тогда бы кастрюлю на пол сронил, и всё равно бы рыбку поймал.

– Вот плут! Поймаю, уши надеру. Вот чем мне тебя покормить перед дорогой?

– Ничего, чайком обойдёмся, – ответила внучка.

И они за чаем оба смеялись и удивлялись.

Два дня Тихона не было. И дед подумал, что кот совсем сбежал, блудня.

Но нет. Он пришёл в полдень через неделю. И не один.

Он шёл по бровке дорожки к дому и за ним такая же серенькая кошечка. А следом за ними четыре котёнка с белыми манишками на грудках, как у Тихона.

Тихон привёл своё семейство деду на показ.

Теперь понятно стало, для кого он стащил рыбину.

Ну, что ж, придётся ставить на довольствие.

Дед вынес из дома бутылку молока и чашку. Поставил её у крыльца и налил в неё молока.

Ушёл обратно в дом.

А утром в его рабочих полуботинках лежали два придушенных крота.

И рядом с обеих сторон обуви – две мышки-полёвки.

Второй день военные эшелоны не останавливаются на полустанке. Идут на проход. Тоскливыми глазами голодные ребятишки провожают их с бугра в путь, и мысли детей летят за ними вслед. Где-то там, далеко на фронте, дерутся с фашистами их отцы.

– Ну ладно, пацаны, не куксись, – сказал Кеша, подросток лет четырнадцати, худощавый, в выцветшей большой командирской фуражке. – Давайте репетировать. Вадька, играй, Ленька и Мишка, пойте.

Вадик, бледнолицый, русоволосый мальчик, поднёс к губам тальниковую дудочку, и, зажимая поочередно небольшие дырочки на ней, стал выводить мелодию чем-то похожую на песню «Катюша».

Леня и Миша, глядя в сторону ушедшего эшелона, звонко запели:

Расцветали яблони и груши,

Поплыли туманы над рекой…

Другой мальчик, держа руки в карманах – так поддерживал широкие штанишки – старательно вытанцовывал тяжёлыми ботинками что-то похожее на флотскую чечётку.

В стороне от них группа ребят выполняли физические упражнения. А один мальчик переворачивался и ходил на руках вверх тормашками. Но то ли от неумения, то ли от слабости в руках, он постоянно падал, ударяясь головой о землю. Отлеживался.