Ольга Пустошинская - Осязание

– Гречка… пшено… горох… хватит на какое-то время. – И вдруг заплакала: – Ох, бедная Лиля, как же она теперь с дитём-то?

Если позже у Нины и мелькала мысль пойти на фронт, то достаточно было вспомнить плачущую мать среди раскрытых мешочков с крупами. Нельзя оставлять без поддержки пожилых родителей, беспомощную сестру с младенцем и мальчишку-подростка.

***

Война набирала обороты, как катящаяся с горы машина без тормозов. Уже на другой день стали разносить повестки с приказом явиться на сборный пункт. Как голосили соседки, провожая своих мужей, какой вой стоял на улице! И Нина поняла, что у страшного нет отсрочки, оно началось сразу же, вместе с войной.

Через несколько дней населению было велено сдать все имеющиеся приёмники на хранение в органы связи, а проще говоря, в почтовые отделения. «Обязать всех без исключения граждан, проживающих на территории СССР и имеющих радиоприемники (ламповые, детекторные и радиолы), в пятидневный срок сдать их органам связи по месту жительства. Обязательной сдаче подлежат также радиопередающие устройства всех типов», – говорилось в постановлении. Объясняли тем, что ими могут воспользоваться враги для передачи данных противнику.

Отец, кряхтя и вздыхая, снял с полки приёмник и отнёс на почту, купив взамен на рынке чёрную радиотарелку.

Очень тревожила Лиля. Услышав об объявлении войны, она долго плакала, потом погрузилась в меланхолию и апатию. В ночь у сестры начались роды, и к утру появилась на свет здоровая крупная девочка. Нина с матерью встречали их из роддома. Лиля скользнула равнодушным взглядом, отдала матери ребёнка в одеяльце и молча направилась к выходу. Так и шли.

Барачная квартира Николая по меркам Ромска считалась неплохой: две комнаты, большая общая кухня с водопроводом, ванна с титаном. У них в городе были бараки и без удобств – Лиле в какой-то мере повезло.

Дома она легла на постель и отвернулась к стене, поджав ноги, так что была видна только круглая спина, обтянутая блузкой, и растрёпанные волосы. Малышка у Янины на руках захныкала, стала вертеть головой, ловя губками край пелёнки.

– Лиля, пора кормить.

Та не пошевелилась и не проявила ни малейшего желания взять дочку на руки.

– Как ты её назвала?

– Никак, – глухо ответила сестра.

– Значит, Людочка, – после молчания сказала Нина. – Лиля, мне пора возвращаться на работу, я отпросилась на два часа. Ребёнок голодный, он ни в чём не виноват.

– Я её не хотела.

– Поздно об этом говорить, корми.

Сестра вздохнула, тяжело села на кровати. Расстегнула пуговицы блузки, взяла у Янины дочку и дала ей грудь. Долго смотрела в маленькое личико девочки, как она, покраснев, усердно сосала…

– Бедняжка моя… – Глаза у Лили увлажнились, она часто-часто заморгала. Лёгкие слёзы, приносящие облегчение и очищающие душу, потекли по щекам.

Нина кивнула матери, подхватила сумочку и тихо вышла из комнаты.

С пятого сентября в Ромске ввели промтоварные и продуктовые карточки на хлеб, крупы, масло, сахар и другие продукты. К открытию магазинов выстраивались длинные молчаливые очереди. Продовольствия городу не хватало.

Они с матерью ещё успели в июле купить сахар и сделать мочёную смородину, укладывая сверху ягод душистые листочки. Тяжёленькие банки отец спустил в погреб. Насушили вишню и яблоки, посолили в бочонках огурцы. Год-полтора можно было не бояться голода.

Жизнь их маленького города круто изменилась с началом войны. Из Украины и центральных областей стали прибывать эвакуированные заводы и предприятия. Приезжали рабочие с семьями, которых надо было срочно куда-то заселять, жилищный вопрос стал как никогда острым. Городские власти распорядились в сжатые сроки возвести бараки в посёлках, а также «уплотнить» местных жителей.

Однажды мама рассказала, что выселили жильцов из дома по улице Шевченко, помещение которого понадобилось детскому саду. Янине был знаком этот небольшой одноэтажный дом на пять или шесть квартир, он находился недалеко от горы.

– А куда выселили? – спросила она.

– Других уплотняют, кто в казённых квартирах живёт. Если две комнаты, к примеру, то одну просят освободить, – объяснила мама. – Нас-то не уплотнят, этот дом мы с отцом купили, он не казённый. Попросить могут, правда…

Они дождались отца и сели ужинать. Мама разлила по тарелкам вермишелевый суп из того сухого бульона, который повезло купить Янине.

– Вова сегодня приходил, дала ему бутылку молока и кулёк гороха.

– Николаю повестку не прислали? – поднял глаза отец.

– Если б прислали, я бы с порога сообщила, – всплеснула руками мать. – Он надеется, что не заберут. Кто-то сказал, если с грудным ребёнком семья, то отсрочку дают… Эх, милый, говорю, если разбираться у кого ребёнки, так воевать некому будет.

– Я завтра проведаю Лилю, давно не видела, – пообещала Нина.

***

На столе лежал целый ворох плакатов, выделенных библиотеке. На днях заведующая сказала на собрании, зачитывая по бумажке указ, что работы у них прибавится: надо заниматься с населением, проводить политинформации, неграмотным читать газеты, доносить до людей фронтовые сводки, помогать в получении знаний противовоздушной и противохимической обороны… И особое внимание уделить оформлению библиотеки, развесив антифашистские агитки.

– Какая противная рожа, – сморщила нос Ася, прикрепляя к стене плакат с Гитлером, чью голову готов был проткнуть русский штык.

– Да уж, уродец, – покосилась Нина, разглаживая нарисованную женщину в красной одежде, символизирующую родину-мать. – Чем ты расстроена?

Она знала причину, но надо было как-то начать разговор.

– Юру взяли в училище, потом он пойдёт на фронт.

Ася со слезами стала рассказывать, что у себя Юрий не прошёл медкомиссию из-за эпилепсии. Парень доказывал, что здоров и приступов давно нет, но слушать его не стали. Тогда Юра поехал в Чкалов, где жила какая-то родня и, разумеется, умолчал про эпилепсию. Его признали годным.

– Молодец, какой упорный, – похвалила Нина.

– Да-а-а, а если убьют?

– А ты о плохом не думай. Бери плакат… вот опять тебе Гитлер попался.

Долго молчали, расклеивая агитки.

– Нин, ты когда-нибудь каталась на трамвае?

– Да, в Ленинграде.

– А я – ни разу, – вздохнула Ася. – В будущем году обещали закончить трамвайные пути, но сейчас стройку заморозили – не до трамваев.

– Теперь уже после войны…

Нина по своей давней привычке подошла к печке, прислонилась спиной к тёплой стенке, устремила взгляд в окно, на высокую колокольню. Холода начались в этом году рано. Уже сыпала с неба снежная крупа, перекатываемая по земле ветром. Судя по началу, морозы будут знатные этой зимой. А дров библиотеке выделили на треть меньше обычного, придётся экономить. Теперь экономили на всём.