Ольга Пустошинская - Осязание

– Ты слышала, что двух работниц из нашей библиотеки хотят сократить и перевести в мясоконсервный цех? – спросила Ася.

– Слышала…

– Алтынай хочет пойти. Я тоже бы не отказалась – всё сытнее будет. Мне теперь всё время хочется есть, – призналась она, – по карточкам что-нибудь купить – целое событие.

– Давай чаю попьём, – предложила Янина. Она постоянно приносила то сухари, то лепёшку, то солёный огурец с ломтиком хлеба, то крупяные блинчики.

Нина прошла в подсобку, где они переодевались и обедали, поставила на электроплитку чайник. Достала из сумочки хлеб, сахар и кулёчек сушёной вишни, бросила горстку ягод в закипающую воду. Чай получился очень ароматным, красивого вишнёвого оттенка.

– Угощайся.

Ася взяла чашку и кусочек сахара:

– А я не смогла сахар отоварить, прямо передо мной кончился.

– Бери хлеб.

– Спасибо.

«Всё-таки она добрая…» – возникло в голове. Нина улыбнулась.

***

Детская библиотека имени Павлика Морозова попросила помощи в организации выставки книг патриотического направления. Литературу заранее подготовили, составили план встречи, вступительную речь, небольшие аннотации к каждому произведению.

Нина поправила на столе новую, не так давно вышедшую книгу «Тимур и его команда». Наверно, каждый школьник смотрел (да и не по одному разу) фильм, вышедший в прошлом году, о мальчишках, помогающих семьям военных. «Слово о полку Игореве», русские былины, «Александр Васильевич Суворов», книги о Кутузове – все эти произведения должны найти отклик в детских сердцах.

Мероприятие прошло замечательно, ни одна книга не осталась без внимания. А в конце встречи было выступление детей. Мальчик-крепыш, одёргивающий поношенную курточку, эмоционально, с чувством прочёл стихи о Сталине.

Спит Москва. В ночной столице

В этот поздний звездный час

Только Сталину не спится –

Сталин думает о нас.

Много верных и отважных

Храбрецов стоит в строю –

Сталин думает о каждом,

Кто хранит страну свою…

«Это точно, ему сейчас не спится, – подумала Янина, – немцы под Москвой стоят».

Положение под Москвой было очень серьёзным, наши войска несли тяжёлые потери. Утро начиналось с прослушивания сводки Информбюро, и только потом каждый шёл заниматься своими делами. Отец, хмурясь, шелестел газетой, ерошил свои кудрявые волосы и вздыхал.

К Лиле предстояло идти пешком, благо не очень далеко. Теперь ромчане передвигались на своих двоих, редко какая лошадёнка проезжала (лошадей тоже мобилизовали для нужд армии), а к заводам рабочих возили в вагонах по железной дороге.

Прежде всего Нина зашла в магазин, отстояла длинную очередь и выкупила хлеб по карточкам – его получилось много, целая буханка! Она торопливо шла, стараясь успеть до настоящей темноты, мороз не давал стоять на месте. Прошла безлюдным двором, шмыгнула в единственный подъезд дома, поднялась по деревянной лестнице и постучала в косяк обитой войлоком двери.

Янине открыла Лиля с ребёнком на руках, одетая в тёплый байковый халат, обрадовалась:

– Яна! Заходи…

Нина разделась, скинула валенки, достала из сумки бутылочку молока, бульонные кубики и пачку макарон. В комнате было влажно от сушившихся на верёвке пелёнок.

– Дай понянчить Людочку… сто лет её не видела. – Она потёрла друг о друга ладони, согревая. – Холодно на улице, совсем на октябрь не похоже.

Девочка заворковала, потянулась ручками.

– Какая хорошенькая, вся в маму, вся в тётю… А Вова и Коля где?

– Сын уроки учит в соседней комнате, Николай ещё на работе – им смены прибавили. В Вовкиной школе теперь эвакогоспиталь, они в посёлок пешком ходят… Я так боюсь, что Кольку заберут на фронт.

– Пока не заберут, а дальше я не вижу, – уклончиво ответила Нина. – Всё меняется… Всё течёт, всё меняется, как говорят.

– Надеюсь, что не заберут. Какой-никакой, а мужик. – Лиля подколола шпилькой выпавшую прядь волос. – Пойду молоко согрею, кормить пора…

Сестра ушла на общую кухню и вскоре вернулась с полной бутылочкой. Девочка схватила соску дёснами и жадно засосала.

– К нам сегодня из горкомхоза приходили, – не спуская глаз с малышки, сказала Лиля.

– Зачем?

– Одну комнату надо освободить для эвакуированных из Москвы. Мать с двумя детьми.

– А ты что ответила? – осторожно спросила Янина.

– А что я могу сказать? Моего мнения не спрашивали… Сейчас Коля придёт – будем вещи переносить. Плохо, что комнаты смежные.

– Что поделать, везде уплотняют. Людей надо куда-то селить, а жилья нет, – сочувственно отозвалась Нина. – Еды хватает? Вы не голодаете?

– Если бы вы с матерью не подкармливали, то голодно было бы, – призналась Лиля. – Сегодня полдня стояла в очереди за макаронами – и мне не досталось. Ты как будто знала, продукты запасла… Или знала?

– Ну откуда я могла знать? – стала отнекиваться Янина. – Я не всё вижу.

Лучше не говорить, Лиля не поймёт.

Мать как в воду глядела: дней через десять к ним в дом пришёл человек и попросил принять эвакуированную женщину с ребёнком.

– А кто приходил, мам? – спросила Янина.

– А я знаю? Чернявый такой мужик… сказал, что из горкомхоза.

– А ты что ответила?

– Что посоветоваться надо, я не одна в доме живу, – скрестила руки на груди мать.

На семейном совете было решено эвакуированных принять и выделить им комнату.

– Как откажешь? – почесал голову отец. – Не по своей воле люди здесь оказались… Пусть приходят и живут.

В тот же день Янина перенесла свои вещи и безделушки из комнаты, отец нашёл в сарае подходящие доски и сколотил топчан. Бросил на него сенник и подушку.

– Царское ложе! На сене спать пользительно.

***

Дремавшая на своём коврике Кукла поднялась, подбежала к двери и залилась лаем.

– Кто-то пришёл… Наверняка постояльцы. – Отец набросил ватник и вышел во двор.

За окном послышались голоса и, впустив морозное облако, в прихожую вошли женщина в пальто с меховым воротником и девочка, закутанная в пуховый платок поверх шубки, только любопытные глаза видны.

– Здравствуйте… – Гости топтались у порога, словно не веря, что их ждали и готовы дать пристанище.

– Здравствуйте. Да вы раздевайтесь, проходите, – засуетилась мама, – вот сюда одежду вешайте.

Женщина раздела дочку, освободив её от платка, стянула валенки, потом разделась сама, пригладила тёмные волосы, стянутые резинкой в хвост.

Девочке оказалось на вид года четыре-пять. Большеголовая и кареглазая, с двумя тонкими косичками, она посмотрела на лампочку под абажуром, затем перевела серьёзный взгляд на окно и нахмурилась. Дёрнула мать за юбку и что-то зашептала.

– Здесь не надо окна занавешивать, – ответила та, – здесь не бомбят.