Михаил Остроухов - Похищение Елены

А я рубль бумажный не пожалела, вообще он надорванный, но сойдёт.

Собрал Пашка средства и ушел за кулисы. Вера речь продолжает:

– Я Ленку любила. С утра каши-малаши сварю. Наворачивай – душа мера.

Жорик рядом со мной проворчал:

– Ленке кашей этой давилась.

– А что ты её не защищал, – говорю, – дурень?

Да что с Жорика взять, его не перевоспитаешь: он мне картошку из нескольких сращенных клубней напоминает, такую в суп чистить лишний труд.

Концерт закончился. Вера у Пашки коробку со средствами отобрала, говорит:

– Пусть пока у меня побудут, а потом решим, что с ними делать.

Все по домам пошли, а я решила к Пашке Сазонову заглянуть. Машинка стиральная у меня сломалась, может, починит, думаю. У дома Пашку встретила, говорю:

– Стиральную машинку починить сможешь?

– Давай лучше из неё дробилку сделаем, будем вещи мельчить.

– Это зачем?

– От ненужного избавишься.

– У меня всё нужное.

– Препятствуешь, бабушка, конструкторской мысли.

Вот дурень, вечно у него не как у людей, ерунду какую-нибудь выдумает.

Сова у нас есть в лесу особенная, в ночь на Ивана Купала вся молодежь в дупло бумажки с именами кладет, а на другой день каждый свою судьбу узнает. Сова по две бумажки выбрасывает – с именем парня и с именем девушки: чьи имена, те жених и невеста.

Споров, правда, вначале было много: какой Петька, какая Тонька? Но фамилии писать стали – разобрались. И ведь главное, не обязаны жениться, а женятся по совиной подсказке. Разводов меньше стало. Чуть ссора – все на сову валят: сова виновата – с этим и помирятся.

А вот Пашка Сазонов сову обхитрить вздумал: имя свое наоборот написал: ЛевапВонозас. Так ему на Анне Авосовой жениться выпало – как ни крути – Анна Авосова и есть.

Вышла я от Пашки, навстречу Вера идёт, говорит:

– Вечером, приходи на банкет в столовую.

– По какому поводу?

– Без повода, просто настроение у меня хорошее: угощаю.

Иду по посёлку и думаю, странно, что за аттракцион невиданной щедрости? Не похоже как-то на Веру. Её жаба задушит на свои деньги банкет устроить. Это невозможно. Или Вера изменилась? Хотя трудно в такое поверить. Ладно, поживём, увидим.

Походила я по посёлку до вечера, всё стихотворение бормотала:

– Я бабка – косолапка.

У меня два глаза ― видят всё сразу.

Что вдали, что под носом. ― Нет вопросов.

Ноги мои скалы, ― плечи облака.

Звёзды складываю себе в рукав.

А в семь часов явилась в столовую на банкет. Там по указанию Веры столы все в центр сдвинули: на столах еда и выпивка стоит. Народа, конечно, меньше, чем в клубе было, но тоже много. Все едят, пьют, разговаривают, я тоже за стол села, себе салат наложила. Конечно, хороший банкет, но выглядит так, как будто Вера исчезновение Ленки празднует. Разве это нормально?

Вера говорит:

– Собак у нас по посёлку много бегает. И никому дела нет. Безобразие, всё воруют. Я на днях продукты из магазина несла, сумку поставила, а Рыжая колбасу из сумки хвать и наутёк. Я в милицию обратилась, да милиционер наш Андрей Петрович говорит, что кроме меня на собак никто не жалуется, а я что не голос?

– Чем тебе собаки мешают? – я говорю.

– Посмотри, какие у них морды хитрые, – Вера ответила, – идешь по улице, а они корогодом навстречу и обязательно облают. Жорик говорит, это потому что я мясо каждый день жарю, они чуют. Неправда, я на шестидневке.

– Собака – друг человека, – Пашка Сазонов с набитым ртом сказал.

– Да, а волки из леса придут, попрячутся, – Вера злится.

– У нас в лесу волков нет, – Пашка заметил.

– А были бы, спрятались, – Вера итог подвела.

Сидим мы на банкете дальше, едим, пьем. Народ развеселился. Дед Михей песню запел какую-то несуразную:

– Ой, мороз-мороз

Синий перст, сизый нос.

Как пошёл Микитка за дровами,

Увидел синее пламя,

Взял его в руки, не жжется, а греет.

За пазуху положил, щекочет, стало теплее.

Ой, мороз-мороз, багровая выя,

Зубы кривые.

Ехал Ванька в таратайке,

Обгоняет хромый дед.

Бросил таратайку Ванька,

Скок-поскок, а деда нет

Ванька красный, как из баньки,

Хоть согрелся дармоед.

В общем, хорошо посидели, банкет удался. Пашка Сазонов пытался плясать, да ноги заплетаются, его Анька домой повела, постепенно и все стали расходиться, я к Вере подхожу, говорю:

– Подруга, выдели средства ты на нужды ДНД. Сапоги дырявые, как я Ленку буду искать?

– А средств нет, – Вера отвечает.

– Как нет?

– Отняли, – Вера вид печальный сделала.

– Как отняли? Кто?

– Великан, – Вера слезинку невидимую утёрла.

– Когда? – я в растерянности.

– Когда из клуба шла.

– А куда он делся?

– Убежал.

– А как он выглядел?

– Ну, такой высокий, в чёрном балахоне и капюшон на голове.

– Ладно, Вера, не расстраивайся, ДНД займётся этим делом.

– Да уж, займись, пожалуйста, – Вера сразу повеселела.

Иду я домой, а сама о Чёрном Великане думаю: и откуда он взялся? Великаны в нашей местности не встречаются: снеговики есть, морозы-злыдни тоже водятся, а Великанов отродясь не было.

Ведь Великан – это серьезно! Если и вправду Великан существует: никому мало не покажется. Но почему Великан? Основание: показание свидетеля: Бабы Веры. (См. материалы следствия). А работа со свидетелем – главный метод ДНД.

Дома я спать легла. Утро вечера мудренее. Завтра буду загадки разгадывать, кто такой Чёрный Великан. А ночью приснился мне сон. Лежу я на кровати, а рядом человеческая фигура наклоняется ко мне. В комнате темно, но фигура всё равно своей чернотой выделяется. И что самое страшное: холодом от неё веет. Хочу я рукой двинуть: шевельнуться не могу. Чёрный Великан не иначе. Ой, думаю, пронеси Матушка – Земля Родительница, укрой в норку, да насыпь горку. Но постоял, постоял МРАКрядом со мной и растворился. Кошмарный сон.

Утром встала, хозяйством занялась, картошку пожарила, банку помидоров открыла, вдруг слышу. На крыльце половица скрипнула. Ой! Кто там! Неужто, это Чёрный Великан по мою душу! Вот так, бабки, пришла расплата, а ведь я для посёлка старалась, чтобы у нас порядок был. Не доедала, не досыпала, а теперь вот жизнь отнимают, и никто за меня не вступится, скажите, где справедливость?

Есть, конечно, надежда, что это не Великан, а какой-нибудь лесовик из леса забрел, еду ищет:

Лесовик-то он невелик —

Лицом сморчок —

Головой лохматушка,

В репьях бок,

Желуди трескает за милую душу.

Решила я посмотреть: осторожно в окно выглядываю: на крыльце никого: я дверь приоткрыла: пусто! Только коробка на пороге стоит из-под обуви: та самая, куда средства на поиск Ленки собирали. Вот те раз! Я коробку открыла: смотрю пустая, а на дне у неё череп и кости перекрещенные нарисованы. Ясное дело, кто-то меня предупреждает, чтобы я нос свой не совала, куда не следует. Страх то какой! Но кто если не мы, бабки, до правды докопается?