Максим Смирнов - Сказки для взрослых. И не только…

День-то какой! Раздвинул плотные шторы, и радостное солнце как будто в душу заглянуло. И как раз новый нумер «Русского вестника» вышел – спасибо Стёпке, сыну соседа-аптекаря, достаёт где-то для меня. Я уж на эти журналы почти все свои невеликие сбережения извёл – да что поделаешь, коли так интересно господин Достоевский излагает про этих братьев Карамазовых…

Пойду, пожалуй, пройдусь, и где-нибудь, да хоть и на бульваре, почитаю…

Приоткрыл дверь комнаты – слышен батюшкин храп из родительских покоев. Дверь скрипнула – надо будет Тришке велеть смазать петли… Мой уход никто не заметил – наверное, и слуги действительно тоже улеглись. Как же хорошо! Солнышко, небо ясное, птичье пение… Соседская собака только вот некстати появилась, надо обойти ворота – чтобы ещё и эти брюки не погрызла, вот же сволочь… Закрыл глаза, вдохнул воздух, свежий, почти сладкий, с запахом опилок из мастерской и конского навоза… И опять в эту лужу чуть не по колено вступил – да когда уже у нас тоже дороги начнут мостить, а? Ну да ладно, переживу. Невозможно такой мелочью испортить радость от прогулки и предвкушения удовольствия от чтения. Пошёл дальше, побрёл по переулкам наугад. Вид моего мокрого и грязного ботинка, о котором я давно забыл, заставлял проходящих мимо кого смеяться, как этих двух студентов, кого хихикать, как эту молоденькую гимназистку с няней. Ну и ладно, мне всё равно.

Проходя мимо богатого дома с обширным двором и львами на входе, я остановился. Надо же, из стоявшей рядом подводы мужики разгружали… картины, обёрнутые материей. Но я разглядел, с одной ткань упала, обнаружился какой-то… пейзаж, кажется, так это называется. Красота! Вот ведь дал Бог людям талант!

Из дома выглянул человек в форме, похожей на военную, крикнул мужикам:

– Эй, что там у вас? – я уловил акцент на согласных, как у немцев, с которыми как-то столкнулся в кабаке.

– Так это, Генрих Фёдорыч, картины.

– Опять? – тот выпучил глаза и скрылся.

Я постоял ещё, но другие картины были упакованы хорошо, и больше ничего не увидел. Я уже двинулся дальше, но вдруг будто обжёгся от взгляда недобрых узких глаз, еле видных между бородой и картузом, натянутым чуть не на нос. В это время мужики, таскавшие картины, ушли в дом, управляющий-немец разговорился с бородатым хозяином дома, одетым в щегольский тёмно-синий костюм, который так отличался от одежды здешних жителей. Я узнал его – это было господин Бокар, известный купец и при этом любитель искусства, как говорили, и владелец обширной коллекции русских и иностранных картин.

В это время обладатель колючих глаз, как я его нарёк мысленно, подошёл вразвалку к подводе, спокойно взял из неё широкую обёрнутую материей доску и как ни в чём ни бывало пошёл прочь. Я оглянулся, но никто, похоже, такой наглости не ожидал, а потому не заметил.

– Стой, – сказал я негромко. Вор покосился назад и ускорил шаг. – Стой, – уже крикнул я.

Кто-то подхватил и тоже закричал. Остроглазый почти бегом свернул в переулок, и сразу раздался свисток. Когда я завернул за угол, вора держал за воротник огромный городовой, говоря:

– Куда, спешим, Симеон? Говори, тать!

– Да какой тать, вашеблагородь, доски вот на базаре купил…

– Купил?! Не припомню, чтобы ты когда-то что-то покупал.

– Он вор, – закричал я, подбегая, – это картина, а он украл от дома господина Бокара.

– Вы чьи будете?

– Сын купца Завершинского, Савва Гордеич.

– Батюшку вашего знаю, поклон передавайте, – и, оборотясь к вору, – ну-ка, показывай свои доски.

– Да безделица, – юлил тот.

– Показывай, – повысил голос городовой так, что, казалось, и птицы замолчали.

Тот отогнул материю – на них, прямо по дереву, был нарисован пейзаж: синяя лунная ночь, холмы, поля, леса, и жёлтая луна освещает это всё тусклым светом.

Городовой присвистнул:

– Эк искусно сделано, а, Савва. Что, доски, говоришь? – обратился к вору. Тот вжал голову в плечи и молчал. – Пойдём-ка со мной, тут недалеко. Да ты знаешь. Савва, – повернулся ко мне, – не в службу, а в дружбу: отнеси картину хозяину, пока я с этим разбираюсь.

– Конечно, – я подхватил картину из рук вора; глаза его сделались ещё меньше, он прошептал:

– Пожалеешь, щенок.

– А ну цыц у меня, – городовой опустил свою руку на плечо вора; тот почему-то упал. – Вставай, соколик мой, прогуляемся.

Ещё не придя в себя от произошедшего, я зашёл во двор. Хозяин, в беспокойстве ходивший по двору и выговаривающий управляющему, который стоял по струнке и молчал, замер, увидев картину, и всплеснул руками:

– Нашлась, слава Богу! Благодарю вас, сударь! Но куда она исчезла и как оказалась у вас?

– Так, её же украли, я побежал за вором…

– А ты куда смотрел, а, Генрих Фёдорович?

– Так я не видел, что картину украли, только услышал, как этот юноша закричал «Стой!»

– И кто её украл?

– Какой-то вор с колючим взглядом, Симеон, что ли… Я не знаю его, – сказал я и заметил, как уголки глаз его улыбнулись, если можно так сказать.

– Колючим взглядом? Как вы образно выразились. Читаете много? Вижу, что читаете, – показал глазами на мой оттопыренный карман, из которого торчал свёрнутый в трубку журнал. – Что это? Кажется, «Русский вестник»?

– Да, он. Хотел присесть где-нибудь и прочитать продолжение «Братьев Карамазовых».

– Я так и думал. А я вот уже прочитал – как сел вечером за чаем, так и не смог оторваться, пока всё не осилил. Но каков же талантище! Какие вопросы ставит! – спохватился вдруг, замахал руками. – Молчу, молчу, не буду портить вам чтения. Да, простите, не представился сразу: купец первой гильдии Бокар Гаврила Александрович.

Он взял мою руку и крепко пожал:

– Я вам так благодарен! Это же изюминка этой экспедиции, ничего лучшего у меня в коллекции и нет!

– Я рад, что смог сослужить вам службу. Я Савва, сын купца второй гильдии Гордея Фомича Завершинского.

– Как же, слышал. Помнится, я у вашего батюшки уральский чугун покупал.

– Да, батюшка всё больше чугуном да сталью торгует, всё меньше зерном: говорит, за металлом будущее.

– Думаю, прав ваш батюшка. Отстаём мы от Европы, всё больше чужого металла завозим, не справляется уже старичок-Урал… Я вот подумал было, не построить ли завод собственный, чтобы не чужой металл, а свой, российский на железные дороги поставлять. На Урале или, скорее, в Юзово, там уголь ближе и лучшего качества.

Он вдруг встрепенулся:

– Что же мы здесь стоим? Не угодно ли зайти, чаю выпить?

– Благодарствую, – я обрадовался было, но вспомнил о батюшке и погрустнел. – Меня батюшка хватится, я же не говорил, куда ушёл.

– Не смею вас задерживать. Давайте я вас с батюшкой приглашу отобедать в воскресенье, что скажете?

– Благодарю. Позвольте откланяться.