Ксения Дукор - Букет нарциссов для Нади

Ирка была девушка энергичная, общительная и всегда в хорошем настроении. Она была Надин моторчик. Так они и дружили с первого класса, дополняя друг друга, как утро и вечер, как весеннее первое солнце и осенняя прохлада, как детская веселость и взрослая умеренность. Они и внешне были противоположностями. Ирка была девушка с пышными формами, на пол головы ниже Нади. Движения ее были быстрее и резче, речь торопливее, улыбка шире, смех громче. Ира была яркая брюнетка, но в отличие от Нади, со светлыми глазами, со здоровым румянцем на пухлых детских щечках и настырным взглядом, всегда куда-то бегущая и неутомимая. Надя же на ее фоне смотрелась как английская светская леди, как будто немного прохладная, стройная, не броско одетая, не ярко накрашенная, обдумывающая каждое свое слово, сдерживающая эмоции, следящая за аккуратностью и плавностью своих движений, хотя она не следила, это просто так казалось. В детстве мама часто одергивала ее, если маленькая Надя начинала излишне, по маминым понятиям, веселиться, шуметь, много двигаться. Маму всегда раздражало, когда Надя привлекала внимание окружающих. При чем улыбки умиления на лицах взрослых от Надиного невинного баловства ни о чем маме не говорили. Все равно девочку ставили на место. Если не сказать «на тумбу».

– Надя, вставай давай! – звонко крикнула мама, – Опоздаешь, будешь сама виновата! Не хватало еще, чтобы ты спросонья мимо нот ляпала!

А Надя и так не спала уже часа два. В голове носились нотные ряды и волнующие мысли – как все пройдет и что скажет мама? Понравится ли ей? Как хочется удивить маму, и чтобы она сказала: «Надюша, ты такая умница»!

В Надины восемь лет это был не первый ее концерт, но такого высокого уровня – первый! После отборочного прослушивания взяли лучших по школам и теперь был городской конкурс.

Она вскочила с постели и схватила свое концертное платье. Наде оно не нравилось, но мама сказала, что другого нет. Пришлось надевать. Молния никак не застегивалась, и Надя от волнения и спешки дернула посильнее. Что-то заело, хрустнуло и замочек остался в ее руке. Надя замерла от ужаса. Она стояла и смотрела на замочек от молнии в своей ладошке. Слезы покатились из глаз. Наде стало страшно, что из-за этого она не сможет выступать и мама очень расстроится и будет ругать. Но пришлось набраться мужества и пойти сказать об этом маме.

– Господи, я так и знала! – воскликнула мама, – посмотри Юр, наша Надя как всегда ничего не может сделать нормально! Даже платье застегнуть.

– Я случайно, – всхлипывала Надя, – Там что-то застряло.

– Иди сюда, я на тебе через верх зашью, – с укором велела мама. – Нет, ну нормально? Именно сегодня надо испортить всем настроение, – ворчала она, – на фортепиано играет, а руки крюки.

– Да ладно, Наташ, ничего она не портила, – вступился отчим. – Сейчас зашьем и будет все нормуль! – и он подмигнул Наде в попытке приободрить ее. – Не плачь, Надюш, ну что ты?

– Ничего, побольше поплачет, поменьше пописает, – отшутилась мама, откусывая нитку.

Надя хотела сильно обидеться на, как ей показалось, не добрую шутку, но сдержалась. Обиделась немного, совсем чуть-чуть, но мама все равно заметила и не пропустила возможность упрекнуть и в этом.

– О! Она еще и губы надула! А что ты обижаешься? Сама же молнию сломала.

– Но я же случайно. Я хотела побыстрее, чтобы не опоздать.

– Ну обижайся, это твои проблемы! Но чтобы играла без всяких своих этих настроений. Пьеса бодрая, веселая, надо сыграть как учили с Софьей Ароновной. Ясно?

Надя кивнула. На душе было тягостно. И было стыдно. Стыдно за испорченное утро, за свою обидчивость, за то, что рассердила маму.

В зале собралось огромное количество народа. Волнение заставило Надю вцепится в мамину руку так, что у самой побелели пальчики. Мама ходила среди людей, с кем-то разговаривала, таская Надю за руку за собой. От толкотни у Нади соскочила туфелька, которая и так была ей великовата, и она стала дергать мамину руку, чтобы та остановилась.

– Здравствуйте, Оля! Как ваша Анечка, где она? – заговорила мама с кем-то. – А вон, вижу, с бабушкой! Какая она у вас умница! Платьице какое нарядное!

Мама всегда была очень мила с людьми. Все те, кого Надя знала, говорили о ней только хорошее. Особенно бабушки у подъезда, когда маленькая Надя проходила мимо в школу и обратно. Бабушки говорили Наде, чтобы она маму слушалась и никогда не огорчала. И Надя старалась. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы мама ее похвалила. Конечно, ее хвалил отчим, бабушка всегда была с ней ласкова, но Наде очень хотелось, чтобы именно мама была ею довольна и гордилась, что у нее такая хорошая девочка. И Надя снова старалась и думала, что вот еще чуть-чуть, и все получится.

– А на мою посмотрите! – засмеялась мама. – С утра сломала молнию на платье, теперь туфлю потеряла! Я столько в нее вкладываю! У нас еще английский с педагогом. Воспитываю, воспитываю, но гены не переплюнешь. Отец такой был, все у него из рук валилось и вообще плохо кончил! И Надя такая же, – мама снова почему-то засмеялась, махнула рукой и покачала головой. Надя не поняла, почему маме смешно и что такое гены, но стало снова очень стыдно. Еще возникло какое-то непонятное, но привычное чувство, вместе со стыдом. Похожее на чувство обиды, или разочарования, или тоски… Но маленькая Надя не могла его точно описать. Да и не пыталась. Оно было частью ее жизни, такое знакомое и тягостное, тянущее где-то глубоко внутри. В этот раз Надя подумала, что значит в ней есть какие-то плохие штуки или качества, с которыми бедная мама никак не может справиться. В ней что-то не так. Может это болезнь такая? Наде очень хотелось помочь маме прогнать из себя эти гены, чтобы мама не переживала. Но она не знала, как…

Надя прыгала на одной ноге, стараясь догнать свою туфельку, которую взрослые, сами того не замечая, загнали ногами под кресла рядов. Тут к маме подошла Надина учительница, педагог по фортепиано Софья Ароновна.

– Да вон она, неуклюжая моя, – услышала Надя мамин голос. – Надя! – громким шёпотом позвала мама и замахала ей руками. – Иди наконец сюда, учительница за тобой пришла.

Потом мама учтиво и внимательно слушала педагога и потыкивала Надю в плече, чтобы и она слушала внимательно. Софья Ароновна, миниатюрная, пожилая и душевная женщина, напомнила Наде сложные места в пьесе, еще раз проговорила, как именно их надо сыграть. Она знала, как приободрить Надю перед выступлением, и настроение девочки немного улучшилось. Но все равно было страшновато.

Объявляли школу, имя педагога и ученика. На сцену выпархивали девочки, как маленькие принцессы в воздушных шифоновых, шелковых или бархатных платьицах. Мальчики были забавно серьезные, во фраках или тройках, и смотрелись как завсегдатаи лондонских элитных клубов, только в миниатюре. Родители сидели, вытянув шеи от внимания к происходящему, и общая атмосфера была весьма торжественная и праздничная.