Ульяна Сысоева - Реалист

Улюлюканье, предвкушающее падение жертвы, призывало к битве. Ни женщины, ни мужчины, ни даже дети не готовы были оставить эту ночь без размозженной плоти.

Оскал убийцы освещался тусклым светом низких фонарей. Его большие клыки сверкали так, словно он готовился разодрать жертву ими. И вправду – слюна подтекала к губам. Но в руках убийца крепко сжимал биту.

Зама-ах….

Хрясь!

Свист биты в воздухе заглушился ликованием толпы! Жертву разнесло на части от такого удара, и своим содержимым она опрыскала убийцу, но тот лишь довольно облизнулся, собрав капли с щек, радуясь меткому попаданию.

В толпе бойцов хватало и один из них, мирно сидящий у края арены на ящике, подхватил отлетающий кусок ножиком и со спокойным лицом отправил в рот.

– Да! – довольно кричал Страйк, широко расправив руки, подставив биту прямо к лицам в толпе. – Еще! Еще!

– Кидай! Кидай еще! – кричал кто-то.

Раз! Два! Оба яблока разлетелись по сторонам друг за другом. Молодой человек в два больших маха попал по ним, почти не напрягаясь.

– Да! Ух-у! – ликовала толпа.

– Окей! Окей, ребятки! – перекрикивал их молодой человек. – На сегодня хватит! Лучше раздайте детям эти яблоки.

– Э-эй! Да ладно тебе, Страйк! – громко окликнула его Джейн. – Неужто вы с Бетси сдаете позиции? Или боишься, что кличка вернется?

Рыжеволосый, под медь, поджарый парень, с острыми чертами лица и таким же нравом, резко обернулся и состроил очень деловую мину:

– Если ты не заметила, она всегда со мной. Люди меняются, а кличка остается, – с ухмылкой ответил он.

Джейн, ничего не ответив, улыбнулась и протянула руку к близстоящему стакану.

– Хэй, Сай! Как яблочки? – Страйк подошел к приятелю, стирающему с лезвия яблочный сок, и резко плюхнулся на соседний ящик. Раздался треск.

– Как всегда – не лучше груш.

– Хах! Ну да…. Еще неделю будет вонять, – Страйк провернул биту в руках и слегка коснулся языком лакированной древесины. – Хоть чай мешай ей.

Сай усмехнулся, глядя на это:

– Что же мы за Армия такая, что ножами и битой мутузим яблоки?

– Хочешь мутузить кого-то ?

– Ты что? Мы же самая мирная армия на свете! – сверкнули кошачьи глазки Сая.

– Молчал бы, Ганди! Знаю я, что ты можешь этим вот ножичком сделать. А пока красуйся перед этими наивнягами, – Страйк кивнул в сторону детей. – Пусть они думают, что это только игра, представление, а в этих стаканах сок с которого взрослым становится веселей. Что эти умения только от того, что ты играешь в дартс, а я – в бейсбол…

– И почему от них теперь все скрывают?

– Потому что все мы научились жить, – сзади подошла Джейн и, приобняв парней за плечи, присела рядом. – Нет смысла и их лишать детства. Сделай-ка громче.

Страйк послушно крутанул регулятор, и древний магнитофон громче запел старую добрую песню, записанную на заезженную кассету. Эта песня стала ребятам как гимн. Да и всем, кто был рядом, она была хорошо знакома. Друг за другом люди подхватили мотив и стали подпевать, еще больше веселясь:

В темноте полуразрушенные здания грозно возвышались над лесом. Лесу было все равно – он не должен был тут расти. К тому же они очень сроднились, и теперь деревья поддерживали корнями обрушающийся цемент, прогнившее дерево и ржавое железо. Здания взамен давали место для жизни деревьям. И теперь растения проходили внутрь опустевших домов и подъездов, поднимались по лестницам и стенам, выглядывали из окон и свешивались с останков балконов.

Старые, мертвые дома олицетворяли скорбь по принужденно окончания жизни, войны человеческого рассудка, разрушению, бедноте и безысходности. Но трава, проросшая на оголившемся кирпиче подоконников, ветки и вьюнки, появившиеся словно из неоткуда, давали легкую надежду на жизнь и были крайне похожи на местных жителей. Жителей, на первый взгляд, – убогих грешников. Но их понимание греха было отличным от понимания того же со стороны Зенитца. Они допускали воровство, но лишь бы не погрязнуть в более тяжелом грехе, по их мнению, – отчаянии.

Самоубийство Изгои тоже не терпели – в их принципах было стремление стать сильнее и смышленней в умении выживать. Они просто не хотели давать понять Зениту и правительству, что поддались их силе и пали.

Рудимент жил своей, отдельной от прочего современного мира, жизнью. Он просто отступил от привилегий цивилизации и снова объединился с природой…

Изгои вели сельское хозяйство (в основном живущие на окраине, ближе к полю, так как платить за землю все равно не надо было – вся природа у их ног), активно промышляли охотой и рыбалкой. Второе было менее популярным, потому что в их распоряжении было крохотное озерцо, а до океана, что за самым Зенитом, идти достаточно далеко. Но все же изредка рыбаки организовывали поход и возвращались с приличной добычей.

Что же до охотников… Здесь все умели обращаться с оружием. Хотя бы потому, что велика угроза восстановления процесса «Очистки». Тогда их грехом станет еще и убийство. Хотя в этом случае это и грехом не назовешь – лишь защита себя и своих близких. А в случае голода, неурожайного года и прочих «катаклизмов» они могли добыть себе еду в лесу за пределами Рудимента. С оружием, пожалуй, не умели обращаться только дети. Однако в былые времена абсолютно всем, кто хотел жить, приходилось «брать в руки камень».

Кто-то что-то умел лучше, чем другой. Добывая для семьи все необходимое, мужчина мог иметь много мяса, но мало одежды или овощей. Тогда избытки мяса обменивались на недостающее. Все в достатке, все довольны!

Воришек отвели в отдельную категорию. Они взаимодействовали со всеми на равных условиях. Их даже больше уважали. Потому что воровали они ни в коем случае у своих, а у Зенита. Именно Зенита, а не зенитцев. Воришки выносили магазины, захватывали грузовики на пути в город, иногда что-то хватали с улиц. Зенитцам же было почти все равно. Они были настолько уверенны в порядочности своего города и верховенстве закона, что и предположить не могли, что в Зените остались преступники. Полиция давно потеряла актуальность. В ней почти не нуждались. Когда владельцы обнаруживали пропажу, а при въезде в город недосчитывались одного-двух прицепов, составляли протокол. Все. Найти полиция ничего и никого не могла, так как не там искала. Зенитцы не думали, что кто-то мог пробраться сквозь стену. Некоторые даже не предполагали, что в Рудименте еще кто-то живет. Владельцам просто компенсировали пропажу, и все дальше тихо-мирно жили…

У воров были свои ходы в город, уловки, маневры, приемы. Это были люди рисковые, которым было нечего терять: ни семьи, ни хозяйства. То, что воры добывали было очень ценно и часто в этих вещах нуждались, потому что этого нигде больше не взять и не сделать. Чаще всего это была одежда и ткань. Приходилось либо воровать, либо таскать со свалок Зенита (да, находились и такие люди, которые этим активно промышляли). За добытые вещи предлагали хороший обмен. Так что у воров были приличные условия.