Артём Бенцлер - Исход. Полуроман

Я шёл по длинному, уродливому коридору, шёл поспешно, нет, бежал, а она (да, нет сомненья, всё та же фигура маячит из-за плеча), она следовала за стремительно летящим подолом моей влажной сутаны, я видел её тень, её, не сутаны, рядом с собой, впереди себя, сбоку, сзади, везде, я чувствовал её дыхание на своём затылке, она прожигала меня своими огненными колодцами глаз, жгла, испепеляла мою спину, лохмотья волос, хотя это и невозможно, я знаю, мне всё кажется, кажется, я накручиваю себя, да, накручиваю, взвинчиваю винтовой лестницей свои нервы, свои напряжённые измочаленные нервы, волокна натянуты, трещат, рвутся, бахромой болтаются, мои разодранные провода, а она не отстаёт ни на шаг, невысокая, маленькая, оглушённая не меньше меня, а может всё это притворство, жеманная хитрость, коварство, рукоблудие напоказ, она (да, она сама!) это выбрала, да, выбрала, давайте будем честными на этот раз, выбрала быть кем-то, кем не является, принимать от чужого, чужедушного, т.е. душою чуждого, в потёмках с ним надолго, а может быть навсегда, и в своей-то порой не разбираешься, а тут, а тут спать с ним (т.е. со мной), принимать его подношения (т.е. мои подношения), а будут ли они, будут, будут, конечно, всё же контракт, инспекция, долг и божок за пазухой, злобный, карающий, брать от него (т.е. от меня) деньги, холёную сучью ласку холодную и дом, очаг, всем женщинам бы по очагу, сущность такая, дитё на полу, муж пьяный спит на диване, кастрюля кипящая, полная варева, на горячей плите, всё как у всех, всё как у всех, не хуже не лучше, но не её это всё, ненастоящее, поддельный хрусталь в деревенском серванте, копия пиратского диска из прошлого, были же диски, но не её это все, но как бы её всё равно, мнимый муж, мнимые дети, мнимая жизнь понарошку, купленная у костлявой старухи за пригоршню лет. Ненавижу. Лгунья. И я лгун. Противно. Иди, торгуй собой на базаре. Расхватают не глядя.

Задыхаясь и расталкивая людей, попавшихся мне на пути, я вывалился наружу, на сырой густой воздух улицы. Она осталась чуть позади, у безразличных стеклянных дверей Офиса. Как всегда крапал дождь. Серые акварели облаков медленно проплывали над головой, уносимые вдаль силой ветра. Никакого метро. Я просто не выдержу ехать с этой в замкнутом пространстве подземного корпуса. Судорожно покопавшись в потайном кармане сутаны, я вытащил смартфон и вызвал такси. Так мы быстрее доберёмся до дома.

Т Е П Е Р Ь Н А Ш Е Г О Д О М А.

…Ну и что мне делать, Хасан? Ты о чём? Она для меня абсолютно чужой человек. И? Что мне теперь делать-то? Заботиться о ней. Она же не питомец. Женщина в доме требует ухода . Я не люблю её. А причём здесь любовь? Да я вообще знаю её пару часов! Что за дикие правила: закорючка в контракте – и у нас уже обязательства друг перед другом. Иди и исполняй свой супружеский долг, Артур. Не могу. Можешь. Не хочу. Ты же спишь с другими женщинами? Всё так сложно. Всё так просто, Артур. Она твоя законная жена. Но я не… Иди и исполни свой супружеский долг. Просто тогда… Контракт, Артур. И дом. С садом. Да неужели ты не понимаешь, что секс перестаёт быть сексом, как только он становится супружеским долгом?!

(Зачем я перед ним распинаюсь? Ему не понять. Он другой. Дело даже не в вере. Просто он другой. Скоротечное наслаждение плоти дарит забвение. Но я не хочу забывать. И забываться)

Артур? Что? Пророк говорил… Замолчи, Хасан, замолчи уже… Пророк говорил то, Пророк говорил это… Я не хочу больше про это слышать! Невыносимо. Напоминаю, что я священник Христианского микса… А ты… Ты всего лишь большой палец. Малюсенькая частица меня. Захочу и отрежу тебя. Или отрублю. Артур… И кто ты такой, чтобы меня поучать? Кто ты такой?! Артур! С чего ты взял, что я – часть тебя А разве нет? Почему не наоборот? Что? Ты никогда не задумывался, что форма и содержание зависят от угла зрения? Это ты к чему сейчас? Может быть, как раз ты – только лишь часть меня, а твоё тело – это моё тело. Ты можешь отрезать или отрубить меня нахрен… Но откуда тебе знать, что я не заговорю из ноги, уха или плеча? А что, если я и есть ты? А от себя, как известно, не убежишь и не скроешься.

«Каждый имей свою жену, и каждая имей своего мужа. Муж оказывай жене должное благорасположение; подобно и жена мужу», – как заклинание бормочу я слова Апостола Павла из 1-го Послания к Коринфянам, мрачным горным хребтом возвышаясь над супружеским ложем своим (нашим! нашим ложем!) в чёрной, словно воронье перо, сутане и угрожающе поблёскивая в сгустившихся сумерках смертельно-бледной колораткой, впивающейся мне в шею бескомпромиссной жёсткостью загрубевшего биокрахмала. И только лицо моё ещё белее воротничка. Я тяжело дышу. Передо мной на измятой постели, на семейном одре нашем, нагая, возлежит моя законная супруга, стыдливо прячущая грудь в своих узких дрожащих ладонях. Я осторожно выдёргиваю, а затем сбрасываю на пол молочно-белёсую колоратку с серой, мышиного цвета манишкой, которая расстилается в моих ногах лепестком, развёрзнутым и покинувшим лоно своей alma mater, неторопливо расстёгиваю сутану, медленно, пуговица за пуговицей, потом вешаю её на спинку кресла рядом с кроватью, оставшись в одних брюках. (замечу, однако, что поразительное сходство с очень дешёвыми бульварными романами (нет, что вы, отложите многократно выдыхаемое фи до финала, прошу вас!) …так вот, поразительное сходство с романами весьма фривольно-сентиментального характера ведёт вас по ложной тропинке, уважаемые мои, но вернёмся, наконец, к происходящему). «Не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию, на время, для упражнения в посте и молитве, а потом опять будьте вместе, чтобы не искушал вас сатана невоздержанием вашим», – тихо продолжаю я речь Апостола, в это время стаскивая с себя замшевые туфли, носки, брюки (ничего не забыл?) и затем (да-да, я уверен, что всё было именно в такой последовательности: замшевые туфли, носки, брюки) … и затем что? …и затем замираю (боже, какой пафос) в нерешительности (это со мной не часто случается), как есть, босой, неприкрытый спасительной листвой одеяний, в одном нижнем белье с вышитыми на нём 3D распятиями (или всё же неприкрытый лиственным спасением 3D белья с нижним распятием одеяний?)

– Артур, прекрати молоть чепуху и давай уже сделаем это, – первые слова, что я услышал от неё за всё время нашего знакомства, да что там, за всю нашу скоропалительно начавшуюся в полдень совместную жизнь. «Аминь!» – более не задумываясь, я вошёл в нагретую её телом постель, чтобы исполнить заветы Святого Павла…

(Пропустим, пожалуй, этот отрывок. Эпизод пустословия с весьма непримечательным и дурным содержанием. Ах, простите меня, любители запретных сладких плодов!)