Наталья Мамонова - Студентки 90-х

Поточные аудитории в Плехановском институте.

Вот почему нам выпал сорок четвертый номер. Само провидение предоставляло его нам. И что нас сразило бы наповал тут же, так это известие о четвертом, именно четвертом корпусе, куда нас забросило судьбоносным жребием.

Но известие это последовало предусмотрительно позже. И потому нам удалось благополучно, без всяких потрясений, подняться на свой этаж. Все-таки четвертый этаж.

Ключи приветственно зазвякали, когда мы в предвкушении открывали дверь. Но настоящее недоумение охватило всех троих, когда мы наконец попали в отведенный нам номер: внутреннее убранство предстало нашим взорам вовсе не романтическим. Гостиничной обстановку едва ли поворачивался язык назвать, поскольку характеризовалась она буквально зияющей пустотой. Меблировка так не нагромождала помещение, что создавалось ощущение непростительной нехватки чего-то. Хотя необходимое имелось вполне: по-солдатски просто и аккуратно заправленные кровати для троих жильцов как-то виновато-извинительно жались по стенам, отчего казались сиротливо-узкими; без претензий на излишество сколоченные из непородистого дерева тумбочки были приставлены обязательно к каждой кровати. Как неотъемлемый минимум, положенный жильцу. По санитарной части кроме умывальника, которому отводился скромный угол, ничего не имелось. Похоже, в корпусе предусматривалось отдельное помещение для нужд, касающихся гигиены, которое являлось общественным и посещалось дружно всем коридором. Коридор же объединял количество комнат, по крайней мере, не менее сорока четырех, в чем я была уверена наверняка.

Я и мои подруги. 3-е сентября 1992 год.

Итак, в номере… Чудесный гардероб предоставлялся в наше распоряжение, примечательный тем, что у него отсутствовали не все двери. Имеющиеся же двери закрывались с великим скрипом. Находка двух обгрызенных вешалок, извлеченных из платяного отсека, воспринялась нами приобретением невиданной роскоши: на плечах дослуживающих свой век вешалок мы могли потеснить наши зимние одеяния. Да, еще была парта. Обшарпанная, немилосердно исписанная школьная парта, служившая, видимо, столом, – парта эта своим неуклюжим существованием дополняла описанную обстановку, видом своим напоминая о несовершенстве этого мира. На стулья же – хоть какие-нибудь! – приходилось рассчитывать не нам, которым капризничать по пустякам не пристало!

Оставалось же обживать условия собственными усилиями. И девчонки развели бурную деятельность в целях преобразования отведенного нам места обитания до жилого вида.

Невзирая на уныние, приветствовавшее нас по пришествии в эту комнату, нас обдало азартом. И мы живо распаковывали свой пузатый багаж, собранный так старательно и основательно, будто мы действительно предполагали походные условия. Стоило только распотрошить содержимое прожорливых сумок, распределив его соответственно по тумбочкам и шкафам, как обстановка сразу оживилась. Легкую частицу хаоса следовало лишь привнести в мрачноватый казенный порядок, чтобы развеселить серый фон авангардными мазками красок: разноцветные вещи и предметы расположились в комнате так непринужденно-небрежно, когда их просто разбрасывают. Неустроенность быта создавала настроение не соблюдать упорядоченность в чем-либо. Мы не утруждали себя заботами о симметричности, ровности и аккуратности. Внешнюю приглядность нам доставляло именно поверхностное неубранство. Итак, мы остались довольны, разместив на тумбочке все то, что пригождается в повседневности: мыло, расчески, стаканы, дезодоранты, некоторые наименования косметики, – и развесив по спинкам кроватей полотенца и одежду.

Довольство же наше весьма скоропостижно развеялось, когда мы наконец бездеятельно расселись по койкам, выжидая продолжение. Но последовало лишь воцарение жуткой, пугающей своим истинным беззвучием тишины. Девчонки недоуменно переглянулись между собой, немо вопрошая друг друга: неужели это все? Даже коридорное оживление не угадывалось за дверью: нами не улавливалось ни шороха, ни звука. Местное население словно вымерло, если по приезде не повалилось разом на кровати и не засопело во все ноздри. Поразительное спокойствие, окружавшее нас, воспринималось нами ненормальным явлением. Пожалуй, нами ожидалось нечто более веселое и занимательное, нежели это удручающее безделье, ленью обволакивающее вновь приезжающих отдыхающих. Уж не отсыпаться ли здесь собираются?

Здесь, верно, имеется клуб молчальников, посещаются спортивные секции ничегонеделания, устраиваются вечера меланхолии, проводятся конкурсы для установления рекордного сна и черепашьи бега; общественное прослушивание пустых кассет, а за нечаянно оброненное слово или изданный неловко звук накладывается штраф внушительно-пугающий.

– Ну и?.. – разочарованно протянула я, выжидающе-вопросительно поглядывая на подруг.

– А ты надеялась на что-то другое? – беспристрастно ответила Вера. – Если не предпринимать самим каких-либо действий, так и просидим эти два дня…

– Что же здесь можно предпринять? Бегать по коридору и вешаться на каждого встречного, которых днем с огнем не сыщешь? Пожалуй, здесь все позакрывались по своим номера, как кроты по норам зарылись. Или ты предложишь врываться в комнаты с призывами к веселью и развлечениям?

– Понятия не имею, как тут развлекаются… Вешаться на всех подряд, конечно, не нужно… Да и врываться к кому-либо не стоит… А вот насчет идеи выйти в коридор я не против: других осуждаем, а сами рассиживаемся взаперти на кроватях. Или вы желаете, чтобы вам изволили подать приглашение на золотом подносе? Вас, капризные вы мои, никто персонально под руки не поведет на увеселительное мероприятие. Так не будем же предаваться скуке, обрекая себя на добровольное заключение!

– Ты явишь себя на коридорное обозрение, а дальше что? – подключилась к разговору и Валери.

– Перво-наперво, разузнаем что-нибудь насчет общественного питания: что у них тут имеется? Столовая, буфет, ресторан?

– Вопрос этичный, на подозрение не наводящий, – заметила я.

– … чтобы с ним приставать к окружающим, которые приглянутся, – усмехнулась Валери.

– Нет, с вопросами мы будем приставать, если наши поиски не увенчаются успехом… А пока проведем разведку без боя, – вскомандовала неунывающая Вера. – Оторвитесь вы, наконец, от кроватей! Дома отоспитесь!

Подавая пример несмелым, еще не настроившимся на проявление решительности девчонкам, она непринужденной походкой продефилировала посреди комнаты и распахнула настежь дверь, как бы приглашая нас убраться отсюда немедленно. Мы повиновались воинственной подруге, полагаясь на ее лидерскую роль в дальнейшем предприятии. И она любезно выпроводила нас из номера, замыкая дверь на ключ с таким ожесточением, будто лишала нас права на вхождение на порог, безнадежно оторванный от внешнего мира, который мы решили познать.