Виктор Коона - Обреченные на любовь

В его груди горел, нет, бушевал невиданной силы огонь, который так и норовил выплеснуться наружу и сжечь все вокруг. Этот адский огонь воспламенил сердце, бешено стучавшее в широкой груди, и затуманил разум, почти отключив его от окружающего мира. Беда железным комом подкатила к горлу и стиснула его так, что стало трудно дышать.

Словно пытаясь убежать от невыносимых страданий, правой ногой он невольно надавил на педаль газа, и машина помчалась быстрей. Глаза, затуманенные горем и скупыми, непонятно откуда взявшимися мужскими слезами, стали плохо различать дорогу.

– Папа, я хочу пить, – голос, раздавшийся с заднего сиденья, заставил мужчину вернуться на землю. Этот родной детский голосок, принадлежавший младшему сыну, немного остудил разгоряченную голову и прояснил взгляд зелено-карих глаз. Мужчина встрепенулся.

– Сейчас, сынок, – прохрипел он, с огромным трудом проглотив железный ком, стоявший поперек горла.

Сыновья, находившиеся на заднем сиденье автомобиля, напомнили Борису о его отцовских обязанностях. Несмотря на душевные раны, сердечные страдания, он не имел права забыть о своих горячо любимых детях. Если бы не они, то, возможно, Бориса уже не было бы в живых. Если бы не эти маленькие создания, то ему уже не было смысла оставаться на этой грешной земле. Сегодня утром, всего лишь за одно мгновение, весь мир, в котором мужчина жил до этого дня, рухнул. Все ценности, на которых, как ему казалось, держался весь белый свет – любовь, дружба, преданность, – вдруг превратились в пустые, ничего не значащие звуки. Эти звуки, эти слова, с которыми Борис прожил всю свою жизнь, еще совсем недавно значившие для него так много, обратились в прах и развеялись по миру, уносимые горестным ветром измены. Собрав свою волю в кулак, Борис доехал до места назначения и облегченно вздохнул, когда остановился у дома своей мамы и заглушил двигатель.

– Здравствуй, мама, – мужчине стоило огромных усилий улыбнуться и сделать вид, что все в порядке. Он обнял свою старенькую, горячо любимую маму и на миг ему показалось, что клокочущее в груди адское пламя утихло, а боль, разрывающая сердце, отпустила.

Эта худенькая, маленькая женщина прижала к себе младшего сына и слезы радости невольно выкатились из ее выцветших, некогда прекрасных, небесно-голубых глаз. Мозолистые, испещренные морщинами руки гладили его по лицу, волосам, плечам. С любовью, граничащей с заискиванием, она заглядывала Борису в глаза, и не могла поверить своему счастью.

Он не так часто, как ей хотелось бы, приезжал погостить. Поэтому она так обрадовалась его неожиданному приезду. Валентина Сергеевна, так ее звали, с какой-то неистовой нежностью все гладила сына по щекам, глазам, рукам и никак не могла на него насмотреться.

Для нее этот высокий, стройный, крепкий сорокалетний мужчина, у которого самого уже росли двое чудесных мальчишек, по-прежнему оставался ребенком, ее младшим сыночком. Даже если бы Борису было пятьдесят или шестьдесят, то и тогда он остался бы для нее тем маленьким мальчиком, который каждое утро провожал ее на работу, требуя, чтобы она обязательно его поцеловала; тем босоногим мальчишкой, который ежедневно встречал ее с работы, в надежде, что она принесла ему гостинец.

Валентина Сергеевна вспомнила об этих мгновениях, и хотела напомнить о них сыну, но промолчала. Несмотря не внешне спокойный вид, который напустил на себя Борис, материнское сердце подсказало ей, что с сыном что-то не так. Мама Бориса была мудрой женщиной, и решила пока не беспокоить его своими вопросами.

Борис крепче прижал к себе маму и опустил голову на ее старческое плечо. Теплота, любовь и нежность, с какой его встретила мама, на несколько мгновений заставили мужчину забыться и окунуться в мир давно забытого детства.

Удивительно, но ему вдруг вспомнилось, как мама, еще молодая и полная сил, возвращаясь с работы, всегда приносила ему что-нибудь вкусненькое. Перед его глазами вдруг всплыл босоногий мальчик в потрепанных штанишках, с завязанной на детском пузе рубашкой, бегущий по улице и кричащий: – Мама, мама! Он подбегает к маме, хватает из ее рук сумку, ставит на землю, открывает, и моментально находит купленный для него гостинец. С невероятным наслаждением (которое сложно предать словами) мальчик тут же набрасывается на пирожное (чаще всего это были пирожные), и спустя несколько секунд, уже проглотив гостинец, он с удовольствием облизывает свои сладкие и грязные пальцы.

Борис невольно улыбнулся, вспомнив такой забавный момент. Но в следующую секунду в груди снова полыхнуло, и острая, словно лезвие бритвы, разрывающая сердце боль, вернула его к действительности.

– Мам, что-то я сильно устал, пойду, отдохну. А ты внуками займись, – он поцеловал ее в щеку и прошел в дом.

– Привет, бабуля! – старший внук подошел к бабушке и обнял ее.

– Здравствуй, родной! – Валентина Сергеевна наклонилась и прижала его к себе. – Ну, а ты что стоишь? – женщина повернулась к младшему, который скромно стоял чуть в стороне. Ему еще не исполнилось и пяти лет, и он рос парнем стеснительным (видимо, было в кого).

– Ну иди, иди ко мне, – она сделала шаг навстречу. Миша, так звали младшего внука, несмело подошел и обнял бабушку.

– Устали небось, мои хорошие? – Валентина Сергеевна ласково потрепала внуков по волосам.

– Не, бабуль, мы не устали и есть не хотим. Нас папа по дороге покормил, так что мы лучше во дворе поиграем. Да, Миха? – Леха, старший внук, вопросительно посмотрел на брата.

– Ага, – тот кивнул головой.

– Как же так? Ведь вы так долго ехали сюда, что, наверное, устали и проголодались, – бабушке очень хотелось покормить внуков и поболтать с ними.

– Нет, нет, мы потом, – Леха уже ринулся на кучу желтого песка, насыпанную возле забора, увлекая за собой младшего брата.

– Ох, озорники! – всплеснула руками Валентина Сергеевна. – Как проголодаетесь, сразу домой.

– Хорошо, – ответил старший, и дети занялись своими мальчишескими делами.

Борис зашел в дом и тут же рухнул на старенький диван, стоявший в большом зале. Немного отпустившая боль вернулась, и с еще большей, чем прежде, силой сдавила грудь. В голове молодого мужчины творилось черт знает что. В его замутненном сознании, сквозь рой каких-то бессвязных и непонятных мыслей, четко пробивалась лишь одна. – Измена!!! – эти шесть букв ярким пламенем горели перед измученным взором. Они били по вискам, стучали в мозгу, разрывали грудь и сердце.

Он застонал. Борису было горько и обидно, железный обруч снова стянул шею. Мужчине стало трудно дышать. Ему захотелось плакать. Захотелось обнять маму, прижаться к ней и плакать, плакать и плакать… Молодому, здоровому, сильному мужику вдруг захотелось стать ребенком и вернуться в далекое и беззаботное детство. Вернуться в то время, когда он был маленьким и еще ничего не знал о взрослой жизни, о любви, верности и предательстве; вернуться туда, где его любимая мама заботилась о нем, и у него не было таких серьезных проблем. Да и вообще практически никаких проблем.