Дарья Аппель - Дети Балтии

– Но зато там есть пушки, – проговорил Александр. – Артиллерия решает всё.

– Бонапарт считает себя специалистом по артиллерии, Ваше Величество. И его высокое мнение о собственных знаниях в данной области военного искусства вполне оправдано его победами, – возразил Чарторыйский.

– Но наши войска тоже славятся артиллерийской подготовкой. Из того, что мне сообщает Алексей Андреевич, я делаю такие выводы, – парировал государь, встретившись взглядом со своим давним другом, к которому ныне испытывал явное недоверие, – Да и в деле они вполне хорошо показали себя. Граф, не подскажешь ли мне, какое сражение проявило преимущества нашей осадной артиллерии перед неприятельской? А то я что-то запамятовал. Помню, что оно произошло не так давно… Наверное, при бабке моей.

Ливен ответил немедленно:

– Ваше Величество, таких сражений было немало. Но мне сходу вспоминается взятие Праги в октябре Девяносто четвёртого.

Государь понимающе улыбнулся ему. А Чарторыйский побагровел так, словно его вот-вот хватит удар. «Пся крев!», – возмутился князь про себя. – «Это измена!»

Потом заговорили о другом. После того, как они вышли из покоев государя, Чарторыйский и фон Ливен обменялись язвительными взглядами. «Ты за это ещё ответишь, чухонец. И тебе будет очень больно», – говорил змеиный, с поволокой взор тёмно-карих глаз князя. «С каким удовольствием я бы поставил тебя к стенке вместе со всеми прочими поляками, поганый папист!» – читалось в светлых глазах Кристофа. Но они не высказали ничего этого вслух, а лишь учтиво поклонились друг другу и разошлись.

Кристоф был вне себя от холодной ярости. Всю дорогу до дома он воображал, как всаживает пули в тело Чарторыйского, прикованное гвоздями к стене. Дерзить государю – не много ли он смеет, этот поляк? Да и мешаться в военные дела – кто он таков для этого? Нет, если он покончит с князем, это будет благом не только для него и его друзей, но и для государства. Но как это сделать? Как нанести роковой удар? Об этом предстоит ещё поразмыслить хорошенько.

Дома его ждал несколько неожиданный гость. В его гостиной находился некий незнакомый господин. По словам дворецкого, он имел рекомендательное письмо к графу от старшего брата Кристофа.

– С кем имею честь говорить? – граф Кристоф мельком оглядел невысокого, сутуловатого молодого человека с лицом робким и растерянным, нёсшим на себе отпечаток «не от мира сего».

– Я Штрандманн, – проговорил тот, не глядя своему потенциальному начальнику в глаза. – Коллежский секретарь Иоганн Штрандманн. У меня есть к вам письмо…

Он протянул конверт, и Кристоф немедленно прочел послание Карла. Оно выглядело следующим образом:

«Брат Кристхен,

Из твоего предыдущего письма, переданного Лёвенштерном и мною по твоей просьбе уничтоженным, я заключил, что ты отчаянно нуждаешься в соратниках. Ты уже начал сам их находить. Выбор барона неплох, он способный молодой человек, но не думаю, что тебе стоит доверять всё Дело одному-единственному подчинённому. Памятуя о том, как сложно найти доверенных лиц в Петербурге, в тех кругах, в которых ты вращаешься, я решил прийти тебе на помощь. Это письмо передаст тебе Иоганн-Магнус фон Штрандманн. Он недавно вступил в службу, окончив факультет свободных искусств Дерптского университета. По настоянию отца, он пошёл служить в департамент иностранных дел, ныне состоит архивариусом в азиатском отделении. Хочет, естественно, большего, и высказал свои пожелания при нашей встрече. Поговорив с сим юношей, я сделал вывод, что для твоих целей он подойдёт: чистокровный балт, лютеранин, образован энциклопедически, к тому же, пытается пробиться в Академию Наук, и я уверен, что этой цели добьётся. К тому же, нрав у него закрытый и сдержанный; а Лёвенштерн – всё же болтун изрядный. Последнее достоинство моего протеже – Иоганн-Магнус абсолютно не светский человек. Если тебе нужен тот, кто умеет хранить секреты – то это он. Личный секретарь из него получится неплохой, ибо у него есть опыт и ум. Рекомендую его тебе.

Твой брат Карл».

Ливен улыбнулся про себя, вогнав в краску своего гостя, который, наверное, счёл, что он смеется над ним. Граф подумал: «Опять Карл выдвигает дерптских юношей… Один с университетским образованием у меня уже есть. Пусть будет и второй. Только куда его, „штафирку“, в моё ведомство?» Он позвал Штрандманна в кабинет. Сидя по разные стороны письменного стола, будущие начальник и подчинённый не знали, что друг другу сказать. Кристоф приказал камердинеру сделать кофе и начал с невинного вопроса:

– Вы курите, герр Штрандманн?

– Я? Нет, что вы, – перепугался юноша.

– Жаль. Я курю, – Кристоф посмотрел на свои ногти. – Но я открою окно, если вам неприятно. А вы вообще разбираетесь в военном деле?

Он попытался заглянуть этому нервозному молодому человеку в глаза. «Не дай Бог, трус», – подумал он с неудовольствием, – «Но если сумел как-то понравиться Карлу, то что-то в нём должно быть полезное».

Иоганн-Магнус покрылся холодным потом. Нет, не нужно было соглашаться на предложение старшего графа Ливена, так «кстати» напомнившего о своём могущественном брате! Карл-Кристоф выглядел слишком располагающе – как пастор «родной» кирхи Святой Троицы на эстляндской мызе Штрандманнов. Ему можно было пожаловаться на скучную службу, состоящую в переписывании запылившихся бумаг тридцатилетней давности. Но вот этот граф фон Ливен казался недоступным и надменным, а вопрос о военном деле застал молодого человека врасплох.

– Честно говоря, не разбираюсь, – тихо признался он. – Извините, Ваше Сиятельство.

Кристофу вдруг сделалось смешно. Он не привык к тому, чтобы люди его робели и боялись; обычно стесняться доводилось именно ему. Подчинённые быстро разгадывали, что он не злой и в общем-то не слишком строгий начальник, ибо Ливен не имел привычки бить кулаком по столу или распекать провинившихся жестокими словами. Его старший брат в бытность свою командиром пехотных полков как раз любил всевозможные строгости и придирки, поэтому не ужился с лейб-гренадёрами, добился раскомиссования полка. Кристоф вдруг вспомнил, как Карл прямо-таки требовал роспуска этого, в целом, хорошего полка, требуя, угрожая, давя на своего брата, «девчонку Кристхена», доведя его до истерики, и граф, которому тогда и так приходилось тяжело, самолично написал приказ и бросил брату в лицо с криком: «На! Подавись!» Ныне Карл фон Ливен встал на путь исправления и даже решил помогать Кристофу в делах. Но кого он прислал? Или, может быть, Ливен-второй действительно со стороны уже напоминает Аракчеева или покойного Павла Петровича? Неужели он приобрёл вид настолько властный и страшный, что пугает бывших студиозусов?