Анна Вислоух - Когда они возвращаются. Даже в хорошо продуманном плане всегда найдется слабое место

К тому же, чтобы раскрутиться, нужно было активничать в тусовке, сидеть и делать умное лицо в туповатых ток-шоу с такими же участниками, мелькать на всяких встречах и презентациях. И ваять десяток романов в год, не меньше. Да таких, чтобы публика приняла. Литературных негров он не одобрял, относился к такому способу с брезгливостью. Словом, застрял в том самом веке, о котором и писал свои романы. Никому не понять его, он был в этом уверен и особо о своем состоянии не распространялся. И в один момент его как тяжелым ватным одеялом накрыла депрессия. В груди словно застрял холодный огонь, и он несколько суток не вставал даже попить воды, выползая только в туалет. Бывший однокурсник Павел Рощин, обеспокоенный его молчанием, приехал, выпросил у соседки запасной ключ, увидел Андрея совсем уже в непотребном виде и отвез к психиатру. Препараты пока помогали. Но именно что – пока.

Кот Мартин вспрыгнул на полку и, лениво помахивая хвостом, пошел по корешкам книг. «Мяу», – вдруг вякнул он и поскреб лапой корешок толстого тома в старинной коленкоровой обложке.

– Ну что – мяу? Что – мяу?! Хорошо тебе, толстопузому, – скривился Самарин. – Ни забот не знаешь, ни трудов! Даже мышей ловить не умеешь! Эх… мне бы твои проблемы!

– Мяу, – не согласился кот и снова поскреб лапой по корешку книги. – Мяв-мяу-мяаааау!

– Брысь оттуда, негодник! Еще не хватало букинистические редкости ногтями своими корябать. – Самарин бросил в кота тапком, но не попал. – А так хоть я в случае чего отнесу их в «Букинист», будет тебе на первое время на «Вискас»… Ну вот, ты хоть понимаешь, кого ты корябал, бестолочь усатая! – Самарин снял с полки пострадавший том. – Это же Лермонтов, балда ты меховая! Михаил Юрьевич, между прочим! Светоч и надежда русской поэзии! И прозы…

Приговаривая так, Самарин бережно потер пальцем образовавшуюся царапину на коленкоровой обложке и раскрыл книгу.

– Знаешь, что он написал? Вот то-то же! А лезешь, царапаешь!

Кот в это время улегся на полке и внимательно слушал хозяина, вздрагивая ушами.

– Возьмем, к примеру, «Герой нашего времени». Это же гениальная вещь! Мне такого никогда не написать… Или, скажем, вот очень таинственное произведение, «Штосс» называется. Михал Юрьич его так и не закончил, на дуэли его, понимаешь, застрелили. А ведь какова интрига! Обзавидуешься!

– Мяв, – снова громко сказал кот и спрыгнул к хозяину на колени.

– Вот тебе и мяв, – заключил Самарин, закрыл книгу, положил ее на стол. Мартин недоверчиво посмотрел на него. Но никак не прокомментировал и, подняв хвост, перебазировался на подоконник.

Самарин снова подошел к окну, посмотрел на двор. С седьмого этажа фигурки людей казались не больше шахматных. Новых идей в голове как не было, так и нет. Начать нужно с плана. Кое-какой сюжет в голове вертелся. Самарин уже по опыту знал, что стоит набросать несколько основных пунктов, как начнут вырисовываться другие линии, мысль заработает и… о том, какова идея его будущей книги и что из нее почерпнет для себя читатель, он старался не думать. Иначе становилось совсем не по себе. Напишет еще одну обещанную книгу из серии про сыщика Джона Уолтера и тогда будет осмысливать ситуацию. Может, вернется в архив, почему нет. Там сейчас многое изменилось: современное оборудование, много документов оцифровывают, так что рабочие руки нужны. Вот и подумает, когда…

В это время в дверь позвонили. Самарин вздрогнул. Принесла нелегкая кого-то… Он оторвался от созерцания улицы, пошел открывать. На пороге стоял Павел Рощин. Ну да, очень вовремя! Наверняка с новыми проблемами, которые он, Андрей, должен будет броситься решать, спасая друга.

И правда, выглядел Рощин не лучшим образом: весь помятый, будто спал в одежде, глаза красные. Прошел в комнату, плюхнулся на диван. Н-да, красавец… Самарин поморщился, но не стал ничего комментировать.

– Что, опять всю ночь играл?

Рощин только махнул рукой.

– Принеси лучше что-нибудь выпить.

Самарин вышел на кухню, в дверце холодильника обнаружилась початая бутылка водки, он откупорил ее и взял из шкафа старый граненый стакан. Сойдет для тебя, навязался на мою голову! Прозрачная жидкость забулькала, мелким водоворотом наполнила стакан. Ах да, закусить же, голодный небось, чтоб ему… На полке холодильника в банке скучал одинокий маринованный огурец. Ну вот, самое то.

Рощин жадно заглотил полстакана водки, захрустел огурцом.

– Ну что в этот раз? – Самарин скептически оглядел его.

Тот помолчал, о чем-то сосредоточенно думая. Потом внезапно спросил:

– А ты не хотел бы на недельку уехать из города в глушь? Ну развеяться, обдумать новый роман. Подумай. Я тебе рассказывал, помнишь, про дядьку своего, Михал Алексеича. Дядь Миша руководил творческой резиденцией на хуторе. Так вот, полгода назад он умер, сестра пишет, что остались какие-то старые рукописи, тетради, целый чемодан. И он все это завещал мне. Думал, может, вернусь к исследовательской работе, все надеялся, что мои мозги встанут на место. Вчера адвокат отдал мне завещание и еще вот это. – Рощин полез в карман пиджака, долго в нем шарил, но наконец выудил небольшой серебристый ключ и кинул его на стол.

– Что это? – Самарин повертел ключ в руках.

– Ключ от сейфа, в котором хранится какая-то рукопись. Если дядя закрыл ее в сейфе, значит, это что-то ценное. Может, там и еще кое-что полезное найдется. А ты все же в таких штуках разбираешься, зря, что ли, истфак оканчивал. Может, там есть ценное что.

Самарин растерянно посмотрел на друга.

– Ты забыл, что мы с тобой оба там учились?

– Это ты забыл, что я ушел на втором курсе! Не оправдал, так сказать, надежд… Так что давай, решайся. И долго не раздумывай. Ехать нужно завтра.

– Так, колись давай, что случилось?! – Самарин отобрал у друга стакан и бутылку, к которой тот было потянулся. Так ведь и знал, добром все эти его посиделки в странных компаниях не закончатся. Павел поежился, словно его охватил озноб. И нехотя начал рассказ.

В их дружной сыгранной компании сегодня ночью появился какой-то странный человек. Вроде чей-то знакомый. Выглядел он необычно: довольно пожилой, одет в какой-то полосатый балахон, в руках все время крутил странный предмет, то ли портсигар, то ли табакерку, на вид тяжелый, возможно, золотой. Были у него мутные глаза и очень неприятный рот. Представился Николаем Николаевичем.

– Как рот может быть неприятным? – не выдержал Самарин.

– Как-как… Не знаю я! Вот так – неприятный, губы словно змеились, это он типа улыбался.

Сначала странный тип наблюдал за игроками молча. Потом презрительно бросил, что все это детские игрушки, и предложил сыграть в штосс, или фараон ее еще называют, игру эту. На деньги.