Ксения Букина - Мы побелили солнце

– Ну и правильно, – снова кивает. – Ты же не учишься совсем. Я же вижу в окно, что ты из дома не выходишь, когда другие дети в школу шагают. Да и бабушка твоя рассказывала.

Ее вдруг одолевает любопытство, и с календарика с котятами она переводит взгляд на мои руки. С типично тетижениной цепкостью разглядывает синяки. Я вздрагиваю и спешу опустить рукава толстовки, но это делает только хуже. Тетя Женя все замечает.

– А чего ты стесняешься? Правильно же все. Детей воспитывать надо только так. Ты вырастешь и все поймешь, спасибо еще скажешь бабке. Она тебе добра желает, хочет человека из тебя вырастить.

Резко шлепаю по кнопке. Чайник щелкает и неохотно перестает бурлить, а я хватаю и лью воду в кружку. А ведь и вправду пахнет пряной клубникой… да насыщенно так…

– Почему бы мне у вас не переночевать? – оборачиваюсь через плечо. Сжимаю ручку кружки. – А мама бы утром приехала. Ей тоже на ночь срываться как-то…

– Данечка, да где у меня-то? – восклицает она, а меня перекашивает. Хмыкнув, я сажусь за стол, ставлю кружку перед собой и дую на чай. – У меня ж сын приехал с женой! Кроватей лишних нет!

– Понятно, – фыркаю. Дую в последний раз и прихлебываю, не поднимая кружки. Замираю на пару секунд, когда чай обжигает горло и начинает плавно скатываться вниз по пищеводу. Горьковатая, чуть острая клубника… И чего я раньше избегал этот чай?

А тетя Женя разглядывает скатерть. Примечает полосочку от ножа и теперь растягивает ее пальцами, чтобы убедиться: действительно ли это дырка или просто царапина?

– И кем же он работает… – бормочет она под нос. – Крутым кем-то. С… се… О! – она хлопает ладонью по столу. – Вспомнила! Сисистер он!

– Кто?

– Сисистер! Работа такая модная! Не знаешь разве? Да я, старуха, и то разбираюсь!

– Кто такой сисистер? Чем он занимается вообще?

– А это такой дядька, который чего-то там чинит. Модная работа, сейчас все в сисистеры идут.

Приподнимаю из вежливости брови. Может, прилечь? Мать все равно не скоро приедет.

– Можно я пойду прилягу? – поднимаю на тетю Женю усталый взгляд. – Разбудите меня, как такси подойдет…

– Данечка, да ты что! Зачем я тогда посреди ночи вскакивала и к тебе мчалась? Уж вместе мамку дождемся. В машине поспишь.

Делаю последний глоток чая, складываю на столе руки и опускаю на них голову.

– А чего она, кстати, тебя на бабку-то сбагрила? – тетя Женя подается ко мне.

Морщусь. Укладываюсь на руки поудобнее.

– Да откуда я знаю? Работа у нее. Некогда ей со мной нянчиться.

– Ну да, да. Такая работа, что до сих пор неизвестно, кто твой отец. Это с каким уже по счету мужиком она живет?

– Да не знаю я! Она мне не докладывает! Она вообще меня только с праздниками поздравляет и все! Я не знаю, с кем она живет!

– Ты чего кричишь? – ахает тетя Женя. – Бабушка говорила, что ты кричишь постоянно. Вот в городе аптек много, ты купи таблетки такие, «Афобазол» называются. Я внуку своему даю, а то он тоже психованный. И, знаешь, даже спокойнее стал! И в гаджеки тыкается поменьше.

Тихо взвываю. Встаю со стула и плетусь в зал. Завалившись на диван, тыкаю кнопку на пульте. Ургант уже кончился, да мне и не шибко он нужен. Поспать бы хоть полчаса… Хотя бы под шум телевизора…

Но – удивительное дело – сон ни в какую не идет!

Итак, что я имею.

Пока бабушка в больнице – а это затянется минимум недели на две – я буду заперт в многоэтажке вместе с матерью и ее сисистером. Ездили ли вы хоть раз в летний лагерь? Или, может, лежали в больнице? В крайнем случае, ночевали в гостях? Когда домашняя одежда должна быть новой, ни в коем случае не грязной и не дырявой, обязательно поглаженной и еще ни разу не надетой, потому что «не было случая». Когда ты утром и вечером принимаешь душ и брызгаешься дезодорантом на ночь. Когда стараешься много не есть и высчитываешь время, чтобы незаметно проскользнуть в туалет.

Вот примерно такая жизнь и ожидала меня у матери и ее нового сисистера.

Я помню, как она приезжала к нам на Новый год и даже на Пасху. Тискалась со мной и обязательно привозила арбуз. День рождения ли это, Рождество ли – всегда вместо конфет и подарков шар в зеленую полоску.

Не люблю арбузы. Почти так же, как не люблю тошнотворные одуванчики или ядовито-лимонные бананы. После приездов матери во дворе постоянно валялись арбузные корочки, которые потрошили разжиревшие на кормах туши кур. Сейчас их перерубили, да и корочек больше нет – последние несколько лет мать и носу сюда не казала.

А что плохого в том, что я немного развеюсь? Надену солнечные очки, парочку возьму про запас, задерну в комнате шторы и попытаюсь огородить себя от желтых предметов, как благополучно справился с этим здесь. Все равно ведь ни в школу, ни куда-либо еще я ходить в городе не буду. Только телефона, жаль, нет. Но хоть древний ноут остался – бабушка до него не добралась, потому что заседал я в нем реже.

– Даня! Дань, тут Демон разлаялся. Выгляни в окно у себя там, посмотри. Может, приехала?

В окно я, конечно, не выглядываю и с дивана не встаю. Приехала – постучит. Встречать ее у меня нет никакого желания.

– А чего телевизор у тебя черно-белый? – тетя Женя привидением возникает в проеме. – Хотя… конечно, государство такую пенсию выделяет, что попробуй, купи на нее цветной. Сколько у бабки пенсия-то, тринадцать?

– Не знаю.

– Ну ничего ты не знаешь, ты с ней в одном доме живешь или в разных? Хоть немножко-то нужно интересоваться тем, что вокруг тебя происходит, а не только гаджеками. Чего Демон надрывается? Ты в окно смотрел? Не приехала мать?

– А… не. Не знаю.

Тетя Женя цыкает, качает головой и исчезает из проема.

А я запрокидываю голову и устремляю взгляд на треснутые рельсы потолка. Закрываю глаза, пытаясь вспомнить черты матери – но вспоминаю только арбузные корочки, разжиревших кур и ее вечное: «Как ты вырос, на Баскова стал похож!». На Баскова я если и походил, то только тем, что я «натуральный блондин, на всю страну такой один» и вечно ношу какую-то фигню.

Я помню, что она вроде была красивой. Может, маленький я не умел отличать искусство косметики от истинной привлекательности и находил очарование в мазутной подводке и леопардовой блузочке. Кстати, леопардовую блузочку я помню почти так же хорошо, как арбузные корки. Может, поэтому маленький я шарахался от испещренной черными пятнами желтизны на ее теле, хотя и сам же тогда не понимал причины такой неприязни. Вот потому и не запомнил как следует внешность. Только арбузные корочки. Желтый цвет. И виноватую улыбку.

– Приехала! – взвизгивает тетя Женя, кинувшись ко мне в зал и прильнув к окну. – Ну точно! Слышу же, как дверца хлопнула. Ой, в каком плаще-то модном… Даня, иди встречай. Сумки, сумки готовь! Вещи-то собрал? Тащи все к порогу, она ждать тебя не будет.