Сергей Конюхов - Липкие сны

– А за грибами никак сегодня? – Я вопросительно посмотрел на чернеющую вдали кромку леса.

– Ну, это как посмотреть. – Юра оторвался от раковины. – В лесу после такого дождя делать нечего. Ты там просто утонешь без сапог. А грибы – можем купить на станции, хоть ведро, хоть два. Привезешь Наташе, чтобы оправдать поездку.

– Знаешь что! – Я вдруг представил Наташу, ее лицо, улыбку, если бы я рассказал ей об этом предложении. – Мне нет нужды оправдываться перед Наташей. У нас нет секретов друг от друга, и нас это полностью устраивает

– А зря. Привез бы ей пару ведер белых, подосиновиков, она была бы довольна. – Юра говорил примирительно, как бы успокаивая меня.

Мне стало неловко за свою резкость. Юра – мой старинный и самый близкий друг. Человек, с которым я учился в школе с первого по десятый класс. Он знал все мои секреты и недостатки. Он никогда не забывал обо мне и не предавал. Наверное, за столько лет дружбы мы стали настолько близки, что нам порой не нужны слова, чтобы доказать свою преданность и дружбу. В общем, для меня Юра был настоящей опорой, одним из корней, которые привязывают нас к месту на земле к самой жизни. И хотя в последние годы мы виделись с ним редко, три-четыре раза в год, для меня он оставался самым близким и желанным другом.

Несколько лет назад он купил себе небольшой домик на окраине Наро-Фоминска, и теперь жил здесь практически не наведываясь в Москву. До своего переезда Юра работал художником – оформителем в известном киноконцертном зале. В основном он рисовал огромные плакаты, афиши с рекламой фильмов или готовящихся гастролей. Но, иногда, писал, как он это называл, для души. Несколько раз участвовал в выставках и даже сумел продать часть своих работ. На вырученные деньги он и приобрел этот домик. В Москве у него остались две жены и два сына, по одному для каждой их жен. Он не любил вспоминать свою семейную жизнь и всегда болезненно относился к этой теме. Мне не стоило подчеркивать свои близкие доверительные отношения с Наташей, чтобы не вызвать неприятные воспоминания о его московской жизни.

Юра сел за стол и улыбнулся.

– О чем задумался, Андрюш? Ты какой-то тихий сегодня.

– Извини, если я был излишне резок. Этот дождь, да и вообще, настроение. Какое-то упадническое.

– Скорее – осеннее. Я уже привык к этому. Здесь я часто остаюсь наедине с природой, и научился улавливать ее настроение, ее оттенки. Это может показаться тебе странным. Но, каждое состояние природы, леса, этого заброшенного поля имеет свою гамму, свой цвет, свои оттенки. И малейшее изменение влияет на восприятие пейзажа, и соответственно меняет наше внутреннее состояние, настроение.

Посмотри за окно: серый дождь действовал угнетающе. Тебе не хотелось видеть эти темные тучи, слышать бесконечную дробь по подоконнику. Сейчас, когда все стихло и выглянуло солнце, тебя охватило тихая грусть. Ты настроен на медленное, созерцательное восприятие происходящего. Не хочется никаких действий. Только ты и это заброшенное поле, кусочек леса и немного теплых воспоминаний об ушедшем лете. Осень – прекрасное время чтобы переосмыслить свою жизнь. – Юра смотрел на меня внимательно, не отрывая глаз. Не знаю почему, но мне вдруг стало неуютно от его взгляда.

– Да ты – поэт, Маришин. – Иногда мы обращались друг к другу по фамилии, чтобы подчеркнуть значимость своих фраз.

– Нет. Ты не подумай, что я иронизирую. – Я похлопал его по руке. – Я серьезно. Ты же всегда мечтал заниматься чистым творчеством. Здесь на природе, я думаю, у тебя наилучшие условия для этого. Ты же понимаешь, как это важно – выразить себя. И судя по твоим наблюдениям, у тебя получается.

– Это так. Но, тут многое должны сойтись. Чтобы написать что-то настоящее художник должен бесконечно верить в себя.

– Неплохо бы еще и талант иметь. – Юра посмотрел на меня с досадой.

– Это само собой. Это настолько банально, что мне даже странно это слышать, Андрей. Мы же с тобой уже давно вышли из школьного возраста. Кстати, если уж на то пошло, бесталанный человек не может верить в себя. У него за душой немного и поэтому они, а таких людей миллионы, вынуждены тянуться к сильной, яркой личности. Так было во все эпохи. Наверное, поэтому история человечества состоит из сплошных войн и катаклизмов.

Но, я не об этом хотел сказать.

Итак. Я утверждаю, что художник должен верить в себя. Но еще одно. И это очень важно. Рядом с ним обязательно должен быть еще кто-то. Хотя бы один, но самый близкий человек, который так же безоговорочно, фанатично верит в него, в его талант. Ты понимаешь, о чем я, Сапрыкин?

– Конечно, понимаю. Только не надо жаловаться на то, что тебе два раза не повезло с женами.

– Фу ты. Я совсем не об этом. Я про них и думать забыл. Давай-ка лучше выпьем! – Юра разлил водку. – Давай выпьем за Наташу, за твою жену.

– С удовольствием, но…

– Никаких но. Безоговорочно. Именно такого человека, как твоя Наташа я имел ввиду, когда говорил о таланте художника. Она у тебя такая понимающая, такая терпеливая. Сам ведь знаешь, человек проявляется не тогда, когда все хорошо, а, наоборот, когда человеку плохо, когда нужно принять на себя чужую беду или вытащить любимого человека из ямы. Каждый из нас может там оказаться.

И твоя Наташа именно такой человек. Повезло тебе с женой, Сапрыкин. Или я говорю что-то не то? – Юра пристально посмотрел на меня.

– Что ты молчишь, Андрюш? Мне кажется, тебя что-то гложет. Может, отсутствие Наташи так на тебя действует?

– Нет. Нет. Наташа здесь абсолютно не причем.

– Вот и хорошо, что не причем. А то знаешь, я тут было, уже подумал. Впрочем, неважно.

Я что хочу сказать, Андрюш! – Сказал он после небольшой паузы. – Для того чтобы быть счастливо женатым, надо быть умеренно трезвым или умеренно пьяным. Но, ты же знаешь, Андрей, что я не могу быть «умеренным». Я всегда довожу свои устремления, в том числе и порочные, до предела, до абсурда. Поэтому, какая уж тут семейная жизнь.

Я вдруг почувствовал, что теряю нить разговора. При упоминании Наташи в моей голове пронесся вихрь мыслей – воспоминаний. При чем здесь Наташа? Со мной действительно что-то происходит. Да еще этот сон из детства.

– Дело не в Наташе. – Я говорил торопливо, как будто оправдываясь. Может, потому что сам не был уверен в своих словах, стараясь быстрее развеять собственные сомнения.

– Вернее не только в Наташе. После отъезда Женечки в нашей жизни действительно кое-что изменилось. Хотим мы того или нет, наши отношения постепенно охладились. Женечка была таким связующим звеном, общей идеей, как бы цинично это ни звучало, объединяющим нашу семью в единое целое. Наши заботы, интересы во многом совпадали. Надо было вырастить Женечку, дать ей достойное образование. И теперь, когда она упорхнула от нас во взрослую самостоятельную жизнь, внутри образовался вакуум, который пока нечем заполнить.