Александр Гельманов - Древо прошлой жизни. Том II. Часть 2. Призрак легенды

В шестом часу мы прибыли в Ганновер, и один из водителей объявил паузу. Это была короткая и последняя остановка перед Дортмундом. У меня уже появились планы о том, как я буду добираться до Шато-конти, и раньше времени, то есть до прибытия в Ниццу, беспокоиться не было смысла. Думать надо было о том, как не попасть к бандитам в пункте прибытия – у главного железнодорожного вокзала города. Путь движения автобуса я изучил ещё в Москве и поговорил с нашими шофёрами, которые даже показали мне свою карту. От Ганновера до Билефельда было не более ста километров, затем примерно через семьдесят три километра автобус должен проехать Хамм. От него до Дортмунда останется километров тридцать, значит, необходимо выходить после Хамма. Но как это сделать? Вдруг немцы заявят, что останавливаются только на остановках? А на автобане тормозить вообще запрещено, и я рисковал доехать до самого конца.

Марк жил в Хомбрухе, районе города, который был километрах в пяти на юг от вокзала, поэтому лучше всего мне сойти где-нибудь в пригороде. Я достал пластиковый стаканчик и, насыпав в него кофе, пошёл к водителям за кипятком. Мне надо было, чтобы они меня запомнили. Кажется, один из них понял мой английский и ответил, во сколько автобус прибудет в Дортмунд. Правда, сами немцы шутят, что их точность на транспорт не распространяется, но для меня это не имело никакого значения. Выпив кофе, я дождался семи утра и набрал на мобильнике телефонный номер Марка. Тот ответил сонным голосом:

– Что случилось, ты уже приехал?

– Марк, извини, живот сильно болит. По дороге растрясло.

– Ты где?

– Где-то между Ганновером и Билефельдом, но меня вот-вот стошнит. Посоветуй, где выйти.

– Попроси водителя остановиться в Лихтендорфе, на окраине Дортмунда. Там большая стоянка автобусов, заправка, и рядом проходит автобан. Это не доезжая Шверте – сросшегося пригорода, где будет поворот на Дортмунд. Понял?

– Хорошо. Буду ждать тебя у въезда на заправку. А это далеко от твоего дома?

– Лихтендорф? Километров десять на восток, так что разницы, куда ехать тебя встречать, нет. Дотерпишь?

– Постараюсь.

– Ну, пока. Там и туалет есть бесплатный. Я подъеду.

Марк отключился, а я стал всматриваться в дорожные знаки. Наконец, с правой стороны показался указатель поворота на Хамм. Я решил: пора и приготовил вещи, надеясь, что водители мне поверят. На мне, и правда, лица не было – не то от недосыпа, не то от ожидания встречи с шестерками Кулешова. Но если мне откажут, свидания с ними уже не избежать. Придётся играть по-Станиславскому. Это значит, тебе должны поверить, что ты вот-вот скорчишься и упадёшь на пол. Морщась якобы от сильной боли внизу живота, я стал пробираться между кресел и по-английски обратился к немцу, у которого просил кипяток:

– Извините, мне нехорошо… надо срочно выйти в Лихтендорфе у заправочной станции.

– Вам нужна помощь? – по-английски отреагировал водитель.

– Нет. Сильно болит живот и тошнит. У меня кружится голова. За мной должен приехать друг.

– Хорошо. Сделаем остановку.

– Когда выходить?

– Я вам скажу.

– Лихтендорф, заправка, – на всякий случай повторил я.

– Да. Не волнуйтесь, – он показал жестом, чтобы я присел рядом с местами, где спал другой свободный водитель.

– Спасибо. Большое спасибо.

Я опустился на свободное сидение и привалился боком на рюкзак. Впереди показались чистенькие домики, видимо, пригорода. На этот раз мне повезло. Столкнуться с олигархом за границей мне казалось маловероятным. Но сейчас я думал о том, как бы не разочаровать Марка, – ведь я собирался сказать ему, что на следующий же день хочу уехать в Ниццу. В этот момент автобус сбавил скорость и водитель, обернувшись ко мне, кивнул. Я поблагодарил его и вышел на обочину. Метрах в двухстах находилась большая площадка, запруженная автотранспортом, и заправочная станция. Вскинув рюкзак, я пошёл вперёд вдоль широкого газона.

Долговязая фигура приятеля была видна издалека. Марк, высокий, худой, в очках на большом носу, в модном клетчатом пиджаке выглядел довольно респектабельно. Он радушно встретил меня знакомыми интонациями и пригласил в машину, в которой сидела его жена Людмила. Мы поздоровались.

– Ну, как там Россия? – спросила меня его супруга.

– Всё так же. Воруют, как при Державине и Карамзине. Ежедневно сообщают, что проворовался очередной мэр, губернатор или министерский чиновник, а их адвокаты возмущаются судебным беспределом в правовом государстве. Меня смешит выражение лиц этих штатных фуфлогонов, – будто в них только что попали скомканной посудомойной тряпкой и они никак не ожидали от государства подобного свинства. А зачем попусту возмущаться, если кое-где весь депутатский созыв или всю верхушку администрации кладут лицом в половицу и увозят туда, где из удобств одна параша.

– А остальные?

– Остальные занимаются тем, что раньше презрительно называли спекуляцией, и мечтают разбогатеть.

– Наплюй, – отозвался Марк, пристёгивая ремень.

– Я бы и наплевал, если бы всё это не сопровождалось чересчур громкими заверениями, что народ стал жить лучше. На некоторых телеканалах выражаются похабнее, чем в пивных. Правда, кого-то, особенно, пенсионеров-телезрителей очень возмущает, что бездари и бездельники заполонили экран и несут, что попало. Но государство разъяснило этим склочным моралистам, что частные каналы приватизировали мораль и ничего поделать уже нельзя, так как за всё уплачено. Хохма в том, что вопрос был за все телеканалы. Знаешь, Марк, мой отец, когда был жив, однажды сказал то, что я помню до сих пор: «Никогда не произноси то, за что было бы стыдно перед своей матерью».

– Я читаю русские газеты и всё знаю. Мы ведь живём в русскоязычной общине, ко многим приезжают родственники. Но мы оказались тут не по этой причине…

– По Конфуцию, каждый должен умереть там, где родился, – пояснила Людмила. – Просто Марк считает, что когда-то уже рождался и жил в этой стране.

Мы развернулись и поехали к городу.

– Посмотри, – сказал Марк, – сейчас будет район Беннингхофена, потом проедем через Веллингхофен.

Я с интересом смотрел по сторонам. Всё это – и непривычная архитектура, и тротуары, расчерченные полосой для проезда велосипедистов, и люди вокруг, – придавало мне ощущение оторванности от жизни, из которой я только что появился. Частные двух- и трёхэтажные домики удивляли своей аккуратностью и порядком. Даже воздух здесь был каким-то особенным. Это, действительно, казалось мне иным миром. Миром, в котором я бы, наверно, ужиться никогда не смог. Или смог, потому что некогда жил в этой стране?

– Слушай, Марк, у вас тут плюнуть некуда, не говоря о том, чтобы выпить за углом. Всё на виду, ни одного закоулка. Скучно, наверное?