Александр Гельманов - Древо прошлой жизни. Том III. Часть 3. Эмблема Создателя

Бесплодный спор о земных понятиях добра и зла и требованиях материальной жизни вели тысячелетиями. Поэтому попробуйте ответить себе всего на один вопрос, – с какой целью и почему мы вынуждены многократно приходить на Землю, и тогда получите ответ, зачем мы здесь, тем более, в Книге Духов дан на него прямой, развёрнутый и исчерпывающий ответ, глубоко и подробно раскрыта наша заинтересованность в эволюции Духа и истинной Вере. Раскрыта убедительно, может быть, и в церковь начнёте ходить. Вопрос о духовной эволюции, искусственно пресекаемой бессодержательным ожиданием Страшного Суда и «пожизненным приговором» к «вечному пламени», пожалуй, самый неудобный вопрос для современных клириков и учёных, но прогресс не уживается с мракобесием и не терпит преднамеренной лжи. Если вы ищете Истину, пока делаете это, остерегайтесь плена чужих химер. И не стройте глаза по чайнику, – клирики исказили СТРАТЕГИЮ ПРЕБЫВАНИЯ ДУХА НА ЗЕМЛЕ И В ВЕЧНОСТИ, ИСТИННОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ ИСКРЫ БОЖЬЕЙ; учёные «перелицовывали» учебники истории, собственноручно удостоверяя несостоятельность очередных социально-политических и историко-философских концепций; десятки соблазнов ежедневно сбивают нас с толку, а стучаться в кованый затвор Истины каждому приходится самому. Если вы подумали, что я ищу следы своей прошлой жизни, – это не совсем так. Я хочу понять причины, по которым родился вновь, задачи, с которыми пришёл на Землю, и на какую ступеньку эволюции успел подняться мой Дух, – вот и всё, что я мог бы ответить крикливой тётке с одесского Привоза. Отправляясь в утомительное и рискованное путешествие, я не мог открыть священнику свои «греховные цели» и просил благословения на дорогу перед ликами православных святых. И я знаю: впереди меня ждёт трудный путь, по сравнению с которым моя длинная дорога по странам и городам и стёртые в кровь ноги, просто ничто. У меня, как и у вас, слишком много неотданных долгов и невыполненных обязательств, чтобы я, плывя по течению отпущенных дней, сложил руки, перестал задавать себе трудные вопросы и остаток жизни уповал на скорое и бесконечное созерцание Творца, обещанное мне так же, как и вам. Точно одно: если бы я исходил из последнего, я бы не оказался здесь, среди древних камней, чтобы осознать сопричастность с ВЕЧНОСТЬЮ…

…ну вот, до арки можно даже не доходить. Отсюда всё, как на ладони. Мост рядом, у меня за спиной, вон, слева внизу, река. Речная петля, обнимающая замок, как бы слегка затягивается перед мостом, а далее плавно расходится в противоположные стороны. Обогнув дальнюю от меня северную часть замка, она течёт по левую руку и, круто поворачивая влево, исчезает за высоким обрывистым берегом. И я, и обрыв, и замок – на левом берегу, значит, если Густав и Флора прыгали в воду с того обрыва, их тела могло унести течением ещё дальше, за поворот – в сторону, где Эльзенбах впадает в Мозель. Примерное расстояние от окон спальни Густава до обрыва – напрямую метров четыреста, и хорошо просматривается. В этой спальне находился недосягаемый для меня тайник, и, скорее всего, Густав с Флорой занимали покои с теми двумя окнами возле самого угла западной стены, за которым начиналась северная. В трансе у доктора я дошагал по коридору до конца и поднялся по лестнице в северо-западную, угловую часть башни, ответив ему, что фамильные покои находятся почти на самом верху. А вот выступ молельни западной стены. Подходя к замку, я сразу узнал её, потому что в трансе смотрел на неё и снаружи, и изнутри, но определить её этаж по уровням больших окон сейчас было трудно. Я помнил, что в трансе проходил по коридору мимо неё, и когда дошагал до конца, начал подниматься к себе по довольно крутым ступеням. Теперь луг, – он в низине, поросшей кустарником, слева и в метрах пятидесяти от замка, на одном берегу, и как раз напротив него посередине реки обнажилась узкая песчаная отмель косы, длиной метров в сорок, – значит, река была гораздо шире и глубже. На картине XVII века, у которой меня застала врасплох Констанция в Шато-конти, луг переходил в светлую каменистую россыпь до самой воды, – это место выглядит теперь так же, как и тогда, правда, заросло кустами. Оно примечательно тем, что там я учил своего младшего брата сражаться на деревянных мечах. Сначала мы находились в каком-то из небольших двориков замка, а затем я предложил Лепольдту пойти на берег.

Я приблизился к замку – здесь, правее прохода, находился скальный выступ горной породы, переходящий в уложенные камни стены, у которой сегодня уже проходил. В трансе я видел, как убегаю от брата, он поскальзывается на покатом выступе, и я поднимаю его за руку. Выходит, больше ничего нового я не нашёл и не вспомнил, – регрессивный гипноз не машина времени, но ведь и обнаруженное можно считать фантастикой. День клонился к вечеру, хотелось вернуться в Мюнстермайфелд засветло – дорога была не из лёгких, тем более, завтра меня ждал ещё один трудный день, и я малодушно надеялся, что он будет последним. Пока сам себе излагал, что думаю про Тайное Мировое Правительство, осмотрел каждый камень – не нацарапано ли где «Густав – дурак» или «Густав и Флора – жених и невеста», и нагулялся так, что ныли ноги.

Замок, как я говорил, можно было обойти как слева, так и справа, а можно пройти через внутренние дворики. Как раз правее прохода к ним на отполированном фундаменте скалы и поскользнулся Лепольдт. Не отдавая себе отчёт, я зашёл в кассу и купил билетик на выставку драгоценностей, вход которой, согласно объявлению и стрелке на стене, находился во дворе «Дома Платтэльзен» в северной части замка. Билет туда стоил восемь евро, а в замок – шестнадцать, и я решил, что завтра сюда вернусь. Мне пришлось немного поплутать, пока не заметил EINGANG – вход в сокровищницу. Неподалёку, с левой стороны от неё, оказались ещё одни, северо-западные ворота, через которые можно было спуститься к реке, и я догадался, где мы с братом выходили к берегу. Сколько же воды утекло с тех пор! Во дворике располагалась большая капелла-часовня, где молились члены рода. Заглянув в неё, я направился в сокровищницу. То, что лежало здесь под стеклом могло поразить сердце любой женщины. По словам Мишу, подобных побрякушек в сундуках Эльзы было во много раз больше, а их здесь выставлено несколько сот. Если бы у меня был какой-то вкус к изысканным завитушкам этих вещиц и блеску камней, может быть, в этой лавке древностей я облазил бы каждый сантиметр, но меня заинтересовали надписи к украшениям, а в них читались римские цифры XII—XIX веков. Я действительно восхищался ювелирным мастерством, но только до тех пор, пока не заметил парочку знакомых фамилий у красивого перстня с камнем. Пояснительные тексты в музеях, как правило, дублируются на английском, и я смог прочесть: Перстень. Принадлежал по преданию Клариссе фон Бельдербуш-Раден (вторая половина XV века). Последний обладатель – Агнес Эльзен-Берлиц (Брутвельдт). Собственность семьи Эльзен-Берлиц. Не обращая внимания на посетителей и служащих выставки, я переписал данные в блокнот, поблагодарил за посещение и вышел во двор. Девичья фамилия моей Флоры была Раден, Брутвельдт – фамилия Эльзы по отцу. Эльза вышла замуж во Франции в 1841 году за Жерара Мелье. Со слов Констанции, младшую сестру Эльзы звали Валькирией, их отца – Отто, а мать – Агнес. Таким образом, перстень, принадлежавший в XV столетии родственнице, если не матери Флоры, – Клариссе, каким-то путём попадает к матери Эльзы – Агнес, проживавшей здесь, в родовом замке, в XIX веке, а вот род жены Густава фон Раденов обретался вне его. Всё сходится, однако эти сведения могут стать единственными, которые я здесь получу. Срок огромный – с XV по XIX век, а если учесть тёмную историю с приданым Эльзы, интриги Карля Коддля и вражду моего предка по Духу Густава-Справедливого с тайным орденом, складывалась весьма запутанная картинка. И скороговоркой «Карл у Клары украл кораллы» здесь не отделаться. Пора было возвращаться в отель, к тому же, давал знать о себе голод.