Елена Касаткина - Прошлогоднее Рождество. Следствие ведёт Рязанцева. Детектив

Лана открыла планшет и нажала на иконку с нотой. «Не стоит прогибаться под изменчивый мир…». Любимая Петина группа, и песню эту он очень любит. Не стоит прогибаться… Петя никогда не прогибался. И ей это нравилось, но тогда, накануне Сочельника, он пришёл поздно, вид был измученный, а она… Зачем она наехала на него? Приревновала? Или обиделась, что её планы не совпали с его планами? У него неприятности, на него давили, а тут она со своими намёками, со своей спаржей и клубникой.

Она почти не интересовалась его делами, да он и не любил ввязывать её в свои проблемы. Считал это слабостью. Только однажды она случайно подслушала его телефонный разговор и поняла – от него что-то требовали. Что-то про пост главы банка. Настаивали, но Петя никогда не прогибался.

«Пусть лучше он прогнётся под вас», – допел Макаревич. Но разве это правильно? Они с Петей однажды даже поспорили на эту тему.

– Иногда надо и прогнуться, хотя бы из уважения к человеку и стремления, чтоб обоим стало легче в общении. Ничего нет плохого в том, чтобы подстроиться под собеседника, настроиться на его волну.

– Ломать себя?! Да ни за что!

Тогда она обозвала его поленом… И не гибкой личностью… Человеком, для которого любое изменение – катастрофа, испытание и потеря себя.

– Что ты хочешь сказать? Кто я такой, чтоб под кого-то подстраиваться? Да? Ты это хотела сказать? – рассердился Петя, и минутный спор грозился перерасти в семейный скандал. – Ты меня совсем не уважаешь?

Лана поняла, что перегнула палку, и постаралась повернуть спор в другое русло:

– Я хотела только сказать, что мир – это целый мир, – она раскинула руки. – Так может, прогнувшись под него, мы обогатимся? Гибкость в общении, как, впрочем, и в сексе, очень нужна.

Он не услышал намёка.

– Кому надо, пусть тот и прогибается.

А может и услышал, но сделал вид, что не понял. Но ведь понял. Она всегда надевала эту чёрную сорочку, когда… Он знал когда… Это было условным знаком.

– Давай спать. У меня был сложный день.

Да. Они ссорились. Иногда. Не так, чтобы часто. И тогда поссорились, но утром всё забылось. И какое… какое дело Андрею до их отношений. Тогда она не поняла. А теперь, кажется, всё вырисовывается. Так вот зачем он тогда зашёл в ванную.

«Привет, мой котик! Я тоже очень, очень скучаю. Ничего нового. Выдержать ещё пару месяцев и легче будет. И тебя, наконец, увижу».

За дверью послышались шаги. Лана быстро отправила сообщение, но спрятать телефон не успела, дверь приоткрылась, и круглое лицо деверя втиснулось в щёлку.

– Ты чего здесь?

– Я… Я… – не нашлась что ответить Лана и быстро закинула телефон в карман висевшего на крючке халата. Незаметно не получилось, Андрей проводил жест близорукими глазками. Её торопливость выглядела подозрительно.

– Проверяешь Петькин телефон?

– Да, – соврала Лана.

– Подозреваешь в чём? – Андрей пропихнул тело в дверной проём и, по-шпионски оглянувшись, прикрыл за собой дверцу. – Или уже всё знаешь?

– Знаю, – снова соврала Лана.

Петя подошёл так близко, что она почувствовала запах. Неприятный, горьковато-кислый запах из его рта. Хотелось отойти, но отступить даже на шаг было некуда, она итак стояла у самой стены. Закрыть руками лицо – единственное, что пришло в голову.

– Ты что, плачешь?

Она почувствовала на плечах его тяжёлые ладони и утвердительно замотала головой, боясь, что он сейчас начнёт отнимать ей руки от лица.

Лана постаралась выдавить хоть слезинку, но не получилось. Актрисой она была никакой – вместо слёз её распирала идиотская улыбка, справиться с которой не получалось.

– С Петькиной стороны продолжать эти встречи – просто свинство. Он мне брат, конечно, и я его люблю, но именно поэтому…

Лана почувствовали, как пухлые руки поползли по её спине. Стало противно. Вроде бы поглаживания, утешительные, без сексуального подтекста, были сейчас вполне уместны, но за этими якобы душевными порывами чувствовалось совсем другое. Хотелось стряхнуть его руки, однако ситуация не позволяла. Если уж притворяться, то до конца. Его лицо было совсем рядом, его щека коснулась её руки. «Ещё немного и он полезет целоваться», – мелькнуло в голове, и она не смогла удержать отвращения. Её передёрнуло и, чтобы скрыть нечаянную реакцию, она затряслась, изображая рыдания.

– Я хочу положить этому конец.

– Ну что ты… – он прижал её к себе. – Не стоит так расстраиваться.

Надо было как-то выкручиваться, уж слишком интимными становились объятия, и тут в коридоре послышались спасительные шаги.

– Кто-то идёт. – Воспользовавшись моментом, Лана оттолкнула от себя деверя.

– Вот чёрт! – Андрей развернулся к раковине, открыл кран и намылил руки.

– Я лучше пойду, – выдохнула Лана и выскользнула за дверь.

Это отвратительно банально. Опутанный трубками и проводами полутруп, с пузырящейся кровавой кашей вместо лёгких, сходящий с ума от боли и страха, умоляющий ещё об одном дне жизни, о простой возможности дышать и надеяться.

Чёрная тень отошла от кровати и прильнула к стене.

– Тебе хоть раз было интересно, что чувствует человек, когда понимает, что его используют, как сексуальный объект? Это не зависит от пола. Когда его просто дрючат, а другому поют дифирамбы?

Тянет объясняться… объясняться… объясняться… Бессмысленно. Не надо и начинать. Ни к чему. Из пустого в порожнее. Хочется просто: без сложностей, без разъяснений, не вникая.

– Прощай!

Тень проплыла вдоль стены и выскользнула в дверь, как будто никого и не было.

Приснилось? Померещилось?

Апогей бессилия. На столике рядом с кроватью бутылка воды. Он смотрит не испуганно, нет. Обречённо. И смирившись. Жизнь заключается в приятии смерти. Смысл борьбы? Раньше он был. Был? Лана права. Женщины намного гибче, чем мужчины. Для них прогнуться – да не вопрос! И это правильно. Так и должно быть! У женщин должен быть один принцип – выжить, приспособиться, пристроить себя и своих детей. А ему всегда было противно приспосабливаться. И вот конец. И всё это эзотерическое бла-бла-бла про высокочастотную энергию… Для чего? Чтобы восстановить гармонию, симметрию? Чушь. Движение, поток силы возможны только при асимметрии. Установить баланс – замереть навеки. Навеки. Замереть.

Зима холодными пальцами перебирает чётки дней. День, ночь, день, ночь. А у тебя одно желание – чтобы всё перестало вращаться. Не так, чтобы наступил вселенский конец света, а всего лишь, чтобы вся человеческая суета на какое-то время зависла. А ты сидишь на автобусной остановке и наблюдаешь, как всё замерло.

Наверное, так и случилось, потому что автобус где-то стопорнулся, а у неё совсем нет чувства беспокойства. И ни капли волнения, что она может опоздать. Даже некоторое подобие блаженства охватило. Но вскоре и оно надоело.