Андрей Артёмов - Особый порядок

– Почему так?

– Сразу не ответишь. Пожить там нужно, чтобы узнать.

– А я пожил бы.

Хозяйка жадно смотрела на гостя и, казалось, была если не счастлива, то, вероятно, в радостном настроении. Замечу, что слова «счастье» и «радость» не всегда одинаковы по значению. Андрей Иванович, мало-помалу разговорившийся, по-прежнему испытывал внутреннюю скованность и неуверенность, мешавшие ему оставаться последовательным. Отчего разговор получался незавершённым, ломаным. А Мудрикова видела, как Андрей Иванович от того мучился. Трудно объяснить мне, мужчине, почему женщине так важно, когда мужчина пребывает в смятении, когда мучается он. А вместе с тем как она умеет успокоить и утешить его! Может быть, им этого и нужно.

– Вы, Андрей Иванович, что любите – чай или кофе?

– Без разницы. Если кофе, то только с молоком.

– Будет кофе с молоком, – сказала она и, поднявшись со стула, ушла на кухню.

Андрей Иванович стал осматривать комнату. Она казалась простой, бедноватой, зато в ней было тепло, светло и даже уютно. Окна комнаты глядели на улицу, можно было свободно наблюдать за прохожими. А от скуки иногда можно и понаблюдать; уверяю, время проходит за таким занятием незаметно, быстро. Ни один прохожий не похож на другого – это как раз и увлекательно, и развивает наблюдательность.

– Вы, Андрей Иванович, где будете пить кофе? – спросила хозяйка на пороге комнаты.

– А вы где?

Анастасия Алексеевна улыбнулась, ничего не ответила и ушла. А через пару минут они пили кофе в зале.

– Когда Илья возвращается с работы? – поинтересовался Карлин.

– Обычно в пятом часу вечера, но в последнее время – поздненько что-то.

– На работе задерживается?

– Нет. Ирину, племянницу вашу, дожидается. Знаете, наверное?

– Есть такое дело. Только я сомневаюсь, стоит ли ему…

– Я ему тоже об этом сколько раз говорила.

– И что же он?

– Что же?.. Отвечал мне: «Не твоё, мать, дело. За своим счастьем я сам себе охотник и буду охотиться».

– Вот даже как!

– Да.

– А как же тогда Николай? Они-то ведь друзья? Нехорошо будет…

– Друзья?!

– Вы что-то этим хотели сказать, Анастасия Алексеевна?

– Не всё объяснимо в жизни.

– Это верно.

– А как быть, Андрей Иванович? Вы мне помочь сумеете?

– Я? И как? – удивился он.

– Если бы знать самой. Он же упрямый у меня, но добрый, как отец…

– А кто отец? – вырвалось изнутри Андрея Ивановича.

Анастасия Алексеевна улыбнулась и едва покраснела. Она испытала стыд, какой случается у совсем молодых особ. Мудрикова отвечать ему не стала…

Давно уже выпит кофе. За окнами начинало темнеть. Гость собрался уходить.

– Приходите ещё, Андрей Иванович, я буду вас обязательно ждать.

– Обязательно приду. До следующего раза, Анастасия Алексеевна, – простился он и вышел из дома, плотно закрыв за собой дверь.

Ай да Карлин! Удивил-таки и осчастливил-таки несчастную бабу, ой, простите, – женщину. Порадовал-таки Мудрикову, или, если хотите, Анастасию Алексеевну, своим скромным, неожиданно-нежданным посещением. Как мало, оказывается, нужно женщине для радости, а может, даже и счастья.

Андрей Иванович шёл домой. Скрипел снег под ногами более звонко, нежели днём. Пребывание его в доме Мудриковой оставило в душе и в сознании в общем приятные впечатления. И всё было бы ничего, если бы не одно услышанное: «За своим счастьем я сам себе охотник и буду охотиться».

– Интересно, каким это образом? – спросил сам себя Карлин вслух и посмотрел по сторонам.

Андрей Иванович вошёл в дом. Он застал всех домочадцев за работой, они наряжали ёлку.

– Наконец-то, пришёл, – сказала Елена Ивановна, – не дождались тебя.

– Что случилось?

– Не хотелось наряжать ёлку без тебя, но не вытерпели: страсть как хотелось Диме её скорее нарядить.

– И наряжали бы без меня.

– Дядя, дядя, – голосил Дима, – пойдём скорей вместе с нами ёлку наряжать.

– Дай разденусь только.

На всех лицах светилась радость предстоящего скоро праздника. Ирина, наряжая ёлку, поглядывала на Андрея Ивановича и пыталась уловить в нём какую-нибудь особенность. Не знаю, умела ли она, как дядя, улавливать в лицах особенности, хорошо спрятанные под притворной маской. Нет, вероятно, не умела.

Вскоре, когда ёлка осталась наряженной, Ирина подошла к Андрею Ивановичу – ей не терпелось знать.

– Дядя, как она? Ну? Ну, говори.

– Что ты хочешь, чтобы я сказал?

– Не знаю.

– Посидели, поговорили, кофе попили. Что ещё надо? Ты хочешь, чтобы всё делалось скоро? Так только в глупых книгах да фильмах происходит.

Ирина быстро ушла в свою комнату, чему-то радуясь.

Шло время… На улице уже стемнело, когда рейсовый автобус остановился возле обозначенного места. Обозначенным местом являлась остановка, где стояла частично деформированная металлическая конструкция, походившая больше на открытую будку. А для ожидающих автобуса и то было ладно: лишь бы было где спрятаться от дождя или холодного ветра. А ветрам здесь одно раздолье – поля да сквозные леса.

Из остановившегося автобуса вышли двое: Илья и Николай. Дул ветер, а ветер в мороз, как-никак, ужасное и нестерпимое дело – даже зимняя одежда казалась сквозной. Хорошо, что деревня находилась рядом.

Что представляла собой деревня, трудно было сейчас сказать. Что можно увидеть в темноте, когда светило всего-навсего три уличных фонаря? Да и не до того сейчас: скорее бы в тепле оказаться.

– Проходи, проходи первым, – предложил Илья другу, как только они оказались в сенях дома.

Друзья вошли в большой дом.

Он состоял из узкой, но длинной прихожей, в которой оказываешься сразу, войдя из сеней, и двух больших половин – комнат, что по левую и правую стороны от прихожей. Левая половина дома служила хозяйственной; здесь, в этой комнате, служившей и кухней, и столовой, стояла выбеленная большая русская печь. Правая половина дома служила горницей, комнатой отдыха.

Николай, войдя в дом, первым делом ощутил сухой печной жар, который сразу тяжело стал действовать на его восприимчивый организм. К жаре в деревенском доме Николай привыкал тяжело, отчего он казался вялым и несловоохотливым. Создавалось впечатление, что он был не рад своему пребыванию в гостях. Этим встревожились старики, хозяева.

– Он у нас городской, к деревенскому быту не приучен, – сказал Илья старикам и спросил: – Так ведь, Николай?

– Так, так. Просто у вас тут очень жарко натоплено, а я жару переношу плохо.

Тревога, необоснованно появившаяся в стариках, скоро сменилась на спокойствие и прежнее радушие.

– Вот ты каков, – говорил старик, дед Ильи, когда собрались все за столом. – Илья-то про тебя нам все уши прострелял. Вот, значит, каков друг Ильи.