Андрей Артёмов - Особый порядок

– Пойдём по деревне прогуляемся, – предложил Илья другу.

Николай охотно согласился. Вышли они на улицу.

Деревня как деревня, ничего особенного в ней. Таких деревень сколько угодно. Есть и бревенчатые дома, старые и новые. Есть и каменные строения из кирпича или блоков.

Старые деревянные дома засыпаны снегом под самые окна. Дым, выходящий из печных труб над крышами, вырисовывал длинные дуги, концы которых призрачно исчезали на голубом фоне неба. Низкое солнце было жёлтым, но не тёплым.

– А это кто здесь хоромы такие возводит? – спросил Николай, увидев большой, но недостроенный, из красного кирпича в два этажа дом, обнесённый высокой железной изгородью.

– Да это всё понты, – начал Илья, небрежно махнув рукой. – Здесь какой-то новый русский строится. Я его не знаю. Приезжал как-то пару раз летом, видел его лишь мельком.

– А ему что, больше негде было строиться?

– Не знаю. Ведь у них, у новых русских, уже всё поделено.

– Ну, так уж и всё, – возмутился Николай.

– И поделили бы всё, да не успели, видать.

– Почему?

– Время другое пришло.

– Да уж, время…

– И не только, – подумав, загадочно добавил Илья.

Прогулка по морозу Николаю пошла только на пользу. Организм его будто очистился от вредных веществ, кровь омолодилась, разогналась в жилах. Щёки его образовали здоровый, румяный вид. Известно, воздух в деревне, особенно зимой, чистый и звонкий, не такой, как в городе. Так бы и не заходил в дом, да вот только мороз, окаянный, своё дело делал – загонял в тепло. Друзья вернулись домой.

– Мама ещё не приехала? – спросил Илья, как только вошёл в дом.

– Нет, – ответила ему тётя.

– Значит, вот-вот будет.

Друзья ушли на правую половину дома и долго оттуда не выходили. Поначалу они смотрели телевизор, переключая каналы, затем тихо о чём-то говорили, а потом умолкли.

Вечерело. В дом тихо вошла Анастасия Алексеевна. Её не сразу заметили. Перецеловалась она со всеми сёстрами, племянницами и родителями.

– А Илюша где? – спросила она.

– А там, в той половине, – махнув рукой, отвечала одна из сестёр, – вместе с другом дрыхнет.

Анастасия Алексеевна прошла на указанную половину. Она увидела дремавшего в кресле сына, улыбнулась и ушла к сёстрам и племянницам на хозяйственную сторону дома, где кипела работа: готовились различные блюда, кушанья к праздничному столу.

То, как шла у них работа, обещало быть богатому столу. За работой время летело быстро, а для Ильи с Николаем, находившимся в сладкой дрёме, оно вообще не имело значения.

– Эй, сони, хватит спать, Новый год проспите! – будила друзей Марина Алексеевна. – Илюша, Николай, просыпайтесь.

Друзья проснулись, поднялись и перешли на другую половину. А там – будто целый малинник. Николай удивился и не знал, на кого и смотреть. Дед отдыхал на печи.

– Смотри-ка, Николай, – говорил Илья, – сколько их тут, каждому аж без малого по три достаётся.

– Ничего себе, – шутливо возмущалась Марина Алексеевна, – каждому по три. А нас что, в счёт не берёшь?

Все захохотали. Дед, смеясь, закряхтел.

– Эх, тётя…

– Я дам тебе «тётя»! – пожурила она, улыбаясь. – Идите умываться.

– Ладно, уговорили… Пойдём, Николай, нас отсюда гонят.

– Пойдём, если так.

До Нового года оставались считаные часы. Всё было приготовлено. Оставалось только тому самому малиннику привести себя в порядок – это обязательно следует сделать.

Ох, сколько женских секретов обнажилось вдруг в этот вечер перед взором Николая. Как они соблазнительны, чарующи и вместе с тем дьявольски, порочно жестоки. Никто из девиц не стыдился его, а он сам, имея ребяческую совесть, смущался. Смущение молодого человека как раз-то и придавало больше всего девицам то неудержимое нахальство, приводившее его в неимоверную робость. Мамаши больше делали вид, будто стыдили дочек, и лишь ради приличия прогоняли их в другое помещение.

А Илья обнаглел, потерял стыд. Смело, ничуть не смущаясь, поправлял на девушках одежду, особенно с наслаждением поправлял интимные её части. Не каждая ведь, заметьте, позволит подобную выходку кому-нибудь другому. Правильно! Здесь все свои, кровные – чего уж там!..

Наконец женщины и девушки нарядились и стали собираться к столу.

Сколько здесь их – молодых, красивых, милых деревенских барышень и девиц – собралось к праздничному столу… Прошу прощения заранее: не стану я на этот раз рисовать их лица, как бы они ни были милы, не стану раскрывать их имена, ибо, к сожалению, им не суждено принимать участие в дальнейшем повествовании. Пройдут праздничные дни – и прощайте, милые. А пока они здесь, все вместе собрались в родном доме и радуются, поздравляют друг друга, желают здоровья да любви. Итак, с Новым годом! С новым счастьем! Ударились в руках друг о друга глухие, но крепкие стеклянные бокалы, наполненные крепким спиртным. Спиртное быстро выпито… Новый год!

– Деда, – обратился внук, – мы с Николаем пойдём на улицу – отсалютуем из нашей гаубицы .

– Ступай, шалун, ступай, – отмахнулся рукой дед.

Илья достал спрятанное ружьё, названное им гаубицей, взял несколько к нему патронов и вышел на улицу. Вслед за ним последовал Николай.

Раздались ружейные выстрелы – первые выстрелы произвёл Илья. После чего он передал ружьё другу:

– Теперь ты. Стрелял раньше?

– Нет, никогда.

– Когда-то ведь надо начинать.

Стрелял Николай морщась и закрывая глаза. В морозной ночной тишине ружейные выстрелы разносились звонко, далеко и раскатисто. Стрельба в населённом пункте была правонарушением, и нарушителей общественного покоя могло ожидать административное наказание – но этот случай им, нарушителям, сойдёт с рук. Друзья вернулись в дом. Ружьё довольно-таки скоро вернулось на прежнее место.

Время давно перевалило за полночь, а в доме по-прежнему шумно и весело. Старики устали от шума, они отправили всю весёлую компанию на другую половину дома, а сами залезли на печь и, повздыхав тяжело и покряхтев, заснули. Скоро дед захрапел. Старушку храп старика давно перестал беспокоить: привыкла, вдобавок к старости она стала хуже слышать.

Девицы-дочки собрались на улицу, уговорив пойти вместе с ними и парней – Илью и Николая. Собрались живо и ушли. Женщины-матери, сёстры, остались одни. Вдруг в доме стало как-то непривычно тихо. Тишина царила недолго. Между женщинами – подругами или сёстрами – всегда находится разговор за столом. Посплетничав между собой, повздыхав, помолчав, стали вскоре расходиться и они.

– Ладно, Настёна, пока, – прощалась первой Марина Алексеевна. – Заходи и ты к нам.

– И к нам заходи, – подхватила другая. – Всё будет хорошо, вот увидишь.

– Не переживай ты так, – успокаивала третья.