Александр Беляков - Резервация блаженных

– Вы на Димку грешите? Быть такого не может. Безобидный человек.

Редактор скрылся в своем кабинете, названивая своим друзьям из издательств, где были аналогичные взрывы.

– Небольшого роста, ― объяснял он, ― Худенький, бледненький, в очках. Всегда ходит с пакетом.

И, когда его подозрения подтвердились, редактор закричал, словно безумный:

– Он!

Все приметы сходились. Дима Горин и был тем самым террористом, взрывающим издательские туалеты.

Редактор положил валидол под язык и откинулся на спинку кожаного кресла. Под креслом что-то подозрительно тикало.

«Может, кто-то из сотрудников обронил часы?»

Сегодня в издательстве мне передали рукопись какого-то дилетанта. Мне было поручено переписать это творение профессиональным, литературным языком. Идея произведения редактору понравилась, а вот её воплощение ― не совсем. На этот случай имеются наемные писатели, такие, как я ― беспринципные люди, зарабатывающие деньги на словах и предложениях. Я сказал редактору, что поработаю над текстом дома. Я знал, что нужно делать и после трех бокалов пива работа продвигалась особенно быстро и хорошо.

В издательство обращаются разные люди. Чаще всего это бездари и дилетанты, не умеющие правильно сформулировать свою мысль или построить фразу. От меня творчества не требуется. Я ― технарь от литературы, который конструирует фразы, подстраивает конструкцию текста под модные литературные течения. Иногда ― это очень скучное занятие. Но кто сказал, что работа должна нравиться? В свободное время я иногда занимаюсь творчеством, но никогда не показываю свои творения редактору. Он просто поднимет меня на смех.

Я присмотрелся к переданному мне тексту. Он был написан от руки. Так уже давно никто не пишет. Но в рукописном тексте есть что-то колдовское, шаманское из старых времен. Но чем могло заинтересовать редактора это творение? О чём идет речь? Опять фэнтезийная чепуха? Какие-то маги темные, какие-то светлые. Таких поделок на рынке слишком много. В чём тут дело? Интересная загадка. И я стал внимательнее вчитываться в текст. И, действительно, что-то в этом произведении неизвестного мне автора было непохожее, первозданное, глубинное и непознанное. Обычно я автоматически переделываю тексты дилетантов. На этот раз мне пришлось потрудиться. И, читая это произведение, я вдруг подумал, что, может быть, автор ― гений и я ничего не понимаю в литературе! Возможно, в литературе я мало что понимал, но в конструировании текстов заметно преуспел. Я очень давно не читал рассказы, романы и повести на чисто любительском, читательском уровне. Но на этот раз мне пришлось прочитать рукопись до конца. И когда я дочитал это произведение, с текстом что-то начало происходить. Все мои попытки переделать предложения, фразы, по-другому построить диалоги ни к чему не приводили. Я не понимал, что происходит. Может быть, на рукопись было наложено охранное заклятие?

Мне почему― то захотелось встретиться с автором, посмотреть ему в глаза, поделиться с ним впечатлением от прочитанного произведения. Раньше со мной такого не случалось. В шкафу стояла бутылка армянского коньяка. Я плеснул в бокал коричневой жидкости и выпил ровно половину. В холодильнике поискал лимон, но так и не нашёл. Пришлось закусывать благородный напиток бутербродом с колбасой. Алкоголь влил в меня новые силы. Но работа у меня все равно не клеилась. Буквы не хотели складываться в слова, а слова― в предложения. Я выпил еще. Блаженное тепло разлилось по всему телу, согревая желудок. Я включил телевизор. По «Матчу» показывали английский футбол, и это было очень кстати. Мне хотелось отвлечься от своей работы. Как же она мне надоела! Почему я её выбрал и для чего? Но работать на заводе еще хуже. Я представил себе, как измазавшись в мазуте, с отвращением смываю все это под душем со своего тела. Мне хочется упасть на кровать и забыться в тревожном сне, чтобы утром, как зомби, вскакивать по звонку будильника. Ну, чем не рассказ ужасов?

Я заставил себя вернуться к работе, надеясь, что мне всё же удастся решить эту трудную задачу. И снова слова не складывались в предложения, а буквы теряли свой смысл и расплывались перед глазами… В таком состоянии я поверил в магию, поверил в то, что автор наложил на свое произведение охранное заклятие. Но как же это всё я объясню редактору? Он ждет от меня четко сконструированное, новомодное чтиво. Я посмотрел на часы. Давно я не засиживался за работой до двух часов ночи. Конечно, звонок редактору нужно было отложить до утра. Но я совершил ошибку. Я позвонил редактору в два часа ночи и услышал его недовольный, сонный голос.

– Что случилось, Виталий? ― спросил он у меня. ― Ты напился или сошёл с ума? Посмотри на часы! Почему ты звонишь мне в два часа ночи, случилось что-то срочное?

– Я не буду работать с этим текстом, ― ответил я, прижимая телефон к щеке. ― У меня ничего не получается. А если получается, то какая-то белиберда.

Редактор тяжело вздохнул, а потом ответил мне:

– Виталий, Вы можете подыскивать себе новую работу.

Я знал, когда редактор злится, он всегда обращается на «Вы». Но, казалось, я не слышал его слов. Молчал и тяжело дышал в трубку.

– Ты уволен, баран! ― закричал он и поверг меня этим своим криком в шоковое состояние. Меня трясло, и я слышал гул его последних слов. Сколько времени я работал на это издательство? Очень долго. Целых пять лет. И за все эти пять лет у меня не было ни одного прокола. Целых пять лет я отдал пустоте, обменивая её на деньги. Думаю, я принял правильное решение, когда допил коньяк и рухнул на диван.

Следующий день, который был средой, обещал быть для меня выходным. Рукопись я решил отослать в издательство по почте. Мне не хотелось встречаться с человеком, который меня уволил и назвал «бараном». Утром сильно болела голова. Я с отвращением посмотрел на рукописные листки, исписанные корявым почерком, и у меня возникло желание сжечь их. Но я сдержался, хотя это желание было очень сильным. Мне пришлось сходить на почту, взять конверт, вложить туда рукопись и отправить в издательство заказным письмом. Какой-то маг-самоучка, наложив на свое произведение охранное заклинание, сделал меня свободным человеком. «Может, это и благо, ― подумал я. ― Теперь можно заняться творчеством».

Я сидел на кухне и тупо смотрел в окно, наблюдая, как легкие пушинки снега падают на землю. Зрелище было завораживающим. Раньше я этого не замечал. Я чувствовал себя бараном. Но свободным бараном, отбившимся от стада.

Он только что окончил править свою очередную рукопись и посмотрел в окно. Ночь была, как бездонный колодец, неуютной и сырой. Но его шестнадцатилетней дочери еще не было дома. С детьми такого возраста очень непросто. Маленькие дети всегда находятся под твоим присмотром, и ты знаешь, что с ними ничего не случится. Шестнадцатилетний ребенок, считающим себя взрослым, самостоятельным человеком ― сущее наказание. Ходить за ручку ты с ним уже не можешь, следить, боясь быть обнаруженным и пристыженным ― не хочешь. Что же остается? Только ждать, когда твоя дочь вернется с очередной вечеринки или дня рождения. И даже ремень ― символ отцовской власти, ты не можешь поднять на нее или даже пригрозить им. В такой ситуации отец выглядит сущим злодеем. И что же остается отцу, ожидающему свою дочь? Как следует подкрепиться и набраться терпения. Он открыл дверцу холодильника, тщательно изучил его содержимое, и взяв только самое необходимое ― бутылку водки и колбасу, ― закрыл дверцу.