Ярослав Демшин - Апокалиптика-2032

– Вкуснотища, – сказал он с полным ртом.

Наконец вернулась Анжела в одной руке книга, вторая рука за спиной что-то держала.

– Вы любили рисовать в школе?

– Нет. Я любил лепить из пластилина или из конструктора собирать. Я же строитель.

– А потом пробовали?

– И потом нет.

Анжела открыла книгу, «Умные мысли» мелькнул заголовок, Министр хмыкнул.

– «…Умение отдыхать для некоторых искусство потруднее, чем умение работать…», держите, это вам, – и протянула ему кисточку для рисования.

– Мне?

– Да. Но вы должны её купить, давай монетку.

Министр начал шарить по карманам, ни монет ни денег с собой не было.

– Сейчас я у помощника возьму…

– Нет! Надо только свои. Давайте что есть.

– Что давать…, – Министр стоял растерянный и смотрел на Анжелу. – Нет монетки…

– Вот, очки, обмен будет.

– Ну хорошо, – Министр передал Анжеле солнцезащитные очки.– Обмен?

– Теперь кисточка ваша, никому её не давайте и не показывайте, никому про неё не говорите, садитесь и рисуйте ей только когда будете один.

Министр молча взял кисточку и положил в карман.

– Я рисовать- то не умею…

– Теперь умеете…

…Вертолёт с Министром вылетел из части и направился на военный аэродром, генерал Дивин смотрел ему вслед, пока тот не превратился в точку.

прошёл год или даже больше

Анжеле пришла посылка. Опять Самсонов мясо вяленое присылает из своих угодий, думала она. Но посылка была упакована метр на полметра, узкая, шириной всего сантиметров десять. Распаковав её она увидела картину, натюрморт. Стол был похож на её, кухонный, чайные чашки были такие же, и булочки – целые тарелка, посередине стола стоял желтый самовар, из которого шел пар. На столе были чашечки с вареньем, графин с наливкой и несколько стопок. Всё нарисовано очень аккуратно и красиво, по всем правилам живописи. Анжела посмотрела подпись на картине – её не было. Она поставила картину к стене и села напротив. Пришёл Неверов, он уже свыкся с мыслью, что иногда к его жене заходят люди, она им что-то говорит на кухне и те уходят то в слезах, то молча, то задумавшись, то весёлые. Сам он считал это чепухой, тем более, что они отсюда скоро уезжают – его назначают заместителем начальника Управления Военного округа. Сегодня пришёл приказ, сегодня он обрадует жену.

– На нашу кухню похожа! – сказал он, глядя на картину.

Затем он постоял, глядя на картину, как бы что-то складывая в уме, и, когда пазлы легли правильно, стянул полковничий китель, и, подозрительно посмотрев на супругу, сказал удивлённо:

– Да не может быть!

– Может! Ещё как может!

…Виктор проснулся и посветил фонариком на будильник, было пять часов утра, ещё час до подачи электричества. Кирпичная печка была ещё теплой. Нащупав в темноте заслонку на трубе, он задвинул её, чтобы тепло изнутри не покидало печь, а холодный воздух не проник снаружи. Труба выходила в окно, заложенное кирпичом и кусками бетона. Он осветил фонарем комнату: в капканы, расставленные по всему полу попалось опять несколько крыс. Виктор встал со своего дощатого настила и подошел к одной из них, с каждым разом они были всё больше и больше, несколько ещё шевелились в капканах. Виктор взял дозиметр и поднёс к одной из них, тот защелкал и показал фон. Да, подумал, он, крысам всё нипочем, говорят, стаи крыс смогли загрызть несколько семей в том году в соседнем посёлке. Наступая между пустыми капканами он дошел до конца комнаты, открыл железный шкаф и надел сапоги, толстые перчатки и полушубок. Аккуратно подцепляя тушки животных пассатижами, собрал их в мешок и осторожно открыл тяжелую дверь, обитую железом, выставил дозиметр наружу, тот молчал. Можно, подумал он, и, надев респиратор, Виктор вышел из квартиры, соседей на площадке давно не было, не было их и ниже и выше, он спустился с третьего этажа, вышел на улицу. Было теплее, чем обычно, снег пойдет, решил Виктор. Он осмотрел на небо, оно было затянуто, звезд не было. Дозиметр молчал, он снял респиратор – дышать стало легче. Виктор направился к Яме – глубокому карьеру за городом, куда скидывали зараженные радиацией вещи. В такую рань вряд ли можно было кого встретить, и он быстрым шагом пошел к карьеру. Респиратор болтался на подбородке, без него на открытом воздухе ходить запрещалось, но кто его сейчас видел? Выкинув мешок, он повернул домой. Виктор вспомнил как в такую же рань нарвался на спецотряд, который охранял длинномер, и люди в зеленных защитных костюмах скидывали туда длинные черные пакеты. Виктор, прячась за деревьями наблюдал за разгрузкой, затем лег в снег и тихонько уполз в глубь леса, потому как спецотряды стреляли без предупреждения. Начался снег, говорили, что радиационный снег солёный на вкус и светится зелёным по ночам. Сколько он не пробовал и не смотрел – ни чего подобно не было, снег как снег: безвкусный и белый. Он поймал ртом снежинки, нет, совсем не соленый и в темноте не светится. Проверил по дозиметру – нет, снег не фонил. Вдали, был жилой массив многоэтажек, без светящихся окон выглядел безжизненным. Вдруг он вспомнил, что свой пропуск он оставил дома! Он лежал под подушкой, а с этими крысами Виктор совсем про него забыл! Только бы не нарваться на проверку! Он решил сократить путь от Ямы и двинулся напрямую через лес. Вдруг, прямо выйдя из леса он наткнулся на пять бойцов из спец отряда, одеты в черные бушлаты, автоматы висели через плечо. Он встал, как вкопанный и прислонился к дереву, может не заметят, подумал он. У спецов были большие полномочия: они могли застрелить за мародерство, за ношение сотового телефона, но ещё хуже, если от тебя шел радиационный фон, выходящий за норму. Тут сразу отводили к яме и пулю в затылок, даже без протокола. Виктор на всякий случай скинул в снег перчатки, которые могли зафонить от мешка с крысами и тихо надел респиратор.

Один спец повернулся в его сторону и махнул ему рукой. Виктор подошел как и полагается остановился за два метра от них. На него посмотрели сквозь прибор, похожий на термоскоп, определяющий на расстоянии радиационный фон предметов. Прибор молчал, ему посветили в лицо фонарем.

– Чего такой чумазый? – спросил, который держал фонарь, все спецы рассмеялись. – Фамилия, имя, возраст. Пропуск. Респиратор сними…

– Спасский, Виктор, 40 лет… Пропуск дома…

– А, погодите, так это же Виктор Васильевич! Учитель в нашем интернате! У моего Гришки ведет уроки! – весело заговорил один из спецов.

– Учитель, значит, – повторил старший спец. – Так-то интернат в другой стороне.

– Да я мусор выбрасывал…, – начал Виктор.

– Слышь, учитель, ты бабу там никакую не видел? В зелёном комбезе с рюкзаком?

– Нет, темно же…

– Ну да… ну да…