Алексей Макаров - Морские рассказы. Избранное

Увидев соду в моих руках, она выхватила у меня из рук пачку и принялось обильно посыпать то, что ей принадлежало по праву.

– Ой-ой! – орал и стонал Вадим. – Всё сожглось! Не могу больше! Ой-ой-ой. Печёт!

Мы от его воплей только покатывались со смеху. Это же надо! Вадим представлял, что у них с Людой будет такая бурная ночь… Он даже как-то говорил об этом с Серёгой:

– Вот приедет Людка – ой, не слезу с неё вообще. Буду всю ночь её мучить. Спать не дам ни минуты. Ты только утром меня не буди. Понял?

Серёга, как всегда, мирно кивал головой:

– Да ладно, ладно. Что ты переживаешь? Сделаю как ты хочешь.

А теперь мы стоим – Серёга, я и Колян, и смех нас душит при виде страданий Вадима.

Тот, видя наши ехидные пересмешки, аж взбеленился:

– Вы чего, сволочи, смеётесь? Что? Поиздеваться надо мной решили, – и попытался встать.

Но Серёга, как всегда, как будто ничего не произошло, успокоил его:

– Ну всё, Вадик, не будет у тебя ночной работы, – и попытался уложить Вадима на диван. – Побереги себя.

Но тот орал в прежнем экстазе:

– Да пошёл ты! – изрыгая ругательства и мат на Вадима. Видать, от боли он и сказать-то толком больше ничего не мог.

Какой уж тут день рождения праздновать?! Вадима оставили с Людой лечить раны на причинном месте.

Уж не знаю, какими методами происходило это дальнейшее лечение, а мы пошли к нам с Коляном в каюту. Конечно, перед этим захватив бутылку водки с половиной курицы и картошкой, а также не забыли и про остатки пельменей.

Сели, посмеялись и уговорили и эту бутылку. Ближе к вечеру, когда разговор пошёл на убыль и мы уже собирались мирно разбрестись по шконкам, нас поднял вахтенный матрос, с бешеными глазами забежавший в каюту:

– Спасайте Васильича! Тонет!

От такого неожиданного сообщения у нас чуть стаканы из рук не попадали.

– А ты что здесь делаешь? Что ты сам его не спасаешь?

– Да я ему уже круг кинул, и он с ним так и барахтается в мазуте. Как я его оттуда один вытащу? – орал охеревший от страха матрос.

Откуда тащить? Как Васильич оказался в воде? На расспросы времени не было. Делать нечего, ясно только одно: надо спасать Васильича. И мы, вывалившись из каюты, бросились на палубу.

Был поздний вечер, на улице наступили сумерки, и было включено палубное освещение. Поэтому, присмотревшись, я увидел между бортом и причалом барахтающееся тело.

– Выброска у тебя где? – проорал Колян офонаревшему матросу.

– Так вот же она, – растерянно протянул её Коляну парень из Манзовки.

Колян выхватил у него выброску и, распутывая её, побежал по трапу вниз на причал. Мы с Серёгой кинулись вслед за ним.

Между бортом и причалом было месиво из мазуты, палок, щепок и различного мусора. Среди этого срача виднелся спасательный круг, и в середине него просматривалась голова человека.

– Держи кончик, – прокричал Колян голове и бросил гашу в это месиво.

Увидев, что за гашу ухватились руки утопающего, мы начали тянуть его вверх. Хоть и худой был этот Васильич, но говна в нём было приличное количество. Втроём мы еле-еле вытянули его на причал.

Когда замазученное тело выбралось на край причала, то все бросились к нему. Но не тут-то было. Тело было скользкое и мерзкое от облепившей его мазуты. Руки непроизвольно с омерзением сами отстранились от него, а осклизлое тело только и мычало:

– Бля… Суки… Вы где шляетесь? Так и сдохнуть можно. – Откуда-то из-под слоя мазуты неслись невразумительные междометия.

Тело еле-еле поднялось и, шатаясь, побрело к трапу. Мы, онемевшие от такой благодарности, только смотрели ему вслед. А оно, оставляя за собой дорожку мазута, стало карабкаться вверх по трапу.

Колян только прокричал ему вслед:

– Смотри, с трапа ещё не навернись, – но тело Васильича разразилось в ответ благим матом.

Мы ещё немного постояли на причале, очистили от мазута выброску и разошлись по каютам.

Вот так и прошёл тот знаменитый вечер, когда мы спасали третьего механика и праздновали день рождения Вадима.

После того как меня в семь часов поднял вахтенный моторист, проснулся и Колян. Он со стоном перевернулся на своей кровати:

– Ой, башка что-то болит! Просто раскалывается.

Хотя он с нуля до четырёх стоял вахту, вид у него был такой, как будто он вообще не спал.

– Не могу больше, – стонал Колян. – Башка точно лопнет! Надо что-то выпить. Иначе сдохну.

Он выбрался со стонами из кровати, вышел в коридор и постучался в соседнюю дверь, к Серёге. Вскоре послышалось, как тот вышел и недовольно пробурчал:

– Чего надо? – Чувствовалось, что Серёга очень недоволен.

– Надо вот. Голова болит, – заискивающе, с страдальческими нотками в голосе канючил Колян.

После недолгого молчания послышалось:

– Сейчас.

Дверь хлопнула, и через минуту разговор продолжился:

– Всё, иди, я тут занят. – Голос Серёги был уже добрее.

Колян ехидненько поинтересовался:

– Ну и как работалось этой ноченькой?

Серёга уже со смехом выпроваживал не в меру любопытного Коляна:

– Иди уже, иди. Я тут ещё немного поработаю и приду на разводку. Если Степаныч что-нибудь спросит, то прикроешь меня, – уже попросил он Коляна.

– Не боись! – бодро ответил тот и через секунду вернулся в каюту с початой бутылкой.

– Вставай, – толкнул он меня и гордо потряс добычей перед моим лицом.

Делать нечего. На работу всё равно бы пришлось вставать. Мы уселись за столом и посмеялись, как это Серёга умудрился «проработать» всю ночь.

Ну, ладно, не наше это дело. Разлили водку по стаканам, морщась от отвращения, выпили и закусили вчерашними остывшими пельменями. После чего я начал собираться на работу.

Иван Степанович, посмотрев на наши опухшие физиономии, сакраментально изрёк:

– Чё, уже успели нажраться? Смотрите у меня, чтобы сегодня работа была! После обеда будем начинать чистить ресивер, а пока идите и вскрывайте его! Подготовьте весь инструмент для чистки.

Вскрыть горловины не составило особого труда. На каждой горловине было по двенадцать гаек. Открутив их, мы притащили вёдра, скребки, робу и сели в ожидании Ивана Степановича, что же он нам ещё прикажет. Лезть сейчас в ресивер, или не лезть, или сделать всё это после обеда? А лезть туда страшно не хотелось.

Двигатель после закрытия на нём воды обогрева ещё полностью не остыл. Потому что обогрев двигателя был закрыт только вечером. Обычно на стоянке температура на нём поддерживалась около шестидесяти градусов, а сейчас она была ещё в пределах сорока.

Я засунул голову в открытую горловину. Ой-ой-ой! Сколько грязи там было! Ой-ой-ой! Вид такой «красоты» напрочь отбил у меня желание посещать столь прекрасное место, а особенно с бодуна.

На разводке пришлось рассказать Ивану Степановичу о «травме», полученной вчера Вадимом. Иван Степанович был человек с понятиями, поэтому он постучался к Вадиму в каюту и в полуоткрытую дверь сказал тому, чтобы Вадим сегодня отдыхал.