Виктор Вассбар - Честь имею

С того юбилейного бала в дружбе Абуладзе и Свиридова образовалась трещина, а резкий разрыв в отношениях произошёл…

В 1911 году весна стремительно ворвалась в Западную Сибирь. Резко вступив в свои права, – не дав ушедшей сибирской зиме даже мизерной возможности тряхнуть напоследок снежным подолом, – она скатила со своих молодых плеч холодное наследство старухи зимы – облезлые шапки снега на крышах домов, и, раскрывая почки на деревьях и выплёскивая из них мелкие маслянистые зелёные бусинки, развесила на берёзах золотые серёжки, предвестницы бурного цветения природы. Лишь по оврагам и буеракам, в лощинах и низинах ещё лежал и искрился на солнце снег, но он не приносил каких-либо неудобств весне и сибирякам, «высыпавшим» после долгого зимнего застоя, как разноцветное конфетти на новогоднем празднике, в лёгких нарядных одеждах на улицы городов. Шла вторая половина апреля.

Серые шинели «скатились» с плеч офицеров. Вне караула и исполнения службы они уже не носили пояса поверх сюртука или кителя. Брюки в повседневной носке были навыпуск, а ботинки без шнурков. Жаркая весна одела их в сюртуки и кители из белой материи без кантов, «усадив» на голову фуражку с белым верхом. Даже солдатам было разрешено расстегивать хлястик шинели и носить её внакидку на плечах, как плащ, не одевая в рукава. Единственное, что пока не разрешалось, – ходить без мундира, – в одной гимнастерке.

Жара коснулась не только военных омского гарнизона, но и гражданского населения города. Шубы и шубки, зипуны и малахаи, пальто и чиновничьи шинели окончательно покинули тела омичей.

Гимназисты вышагивали по улицам без светло-серых шинелей офицерского покроя с синими петлицами, окантованными белым кантом, в которых они ходили в холодное время года. Сейчас они щеголяли в светло-серых суконных гимнастерках и такого же цвета брюках, опоясанных черным кожаным поясом с инициалами и номером гимназии на никелированной пряжке. На синих фуражках с белыми кантами серебром сияли кокарды, с номером гимназии на двух скрещивающихся ветках.

Реалисты были одеты так же, только гимнастерки и брюки были темно-серого цвета, фуражки цвета зеленого лука, все канты желтого цвета, а пуговицы, пряжка и кокарды золотистые.

Проще гимназистов и реалистов были одеты учащиеся городских школ. Их одежда была вольной и очень скромной, так как это были дети рабочих, ремесленников и других низкооплачиваемых горожан. От неучащейся молодёжи их отличали лишь суконные фуражки без кантов, но с кокардой на околыше.

По мостовым города, осторожно, как бы впервые ступив на них, шли сутулые чиновники государственной службы. Они, как правило, были одеты в форму, состоящую из сюртука темно-синего цвета с петлицами. На голове обязательно была фуражка с кокардой, лишь учителя казенных учебных заведений позволяли себе некоторую вольность в одежде, носили на улице штатское пальто и шляпу вместо стандартной фуражки.

Вот по улице идёт священнослужитель. Он одет в темно-серую длинную до каблуков рясу. На вид она проста, но если внимательно приглядеться – не без щегольства, плотно облегает спину и талию, с длинными и широченными внизу рукавами. У него на груди большой золоченый крест на массивной цепи, на голове уширяющийся кверху высокий цилиндр без полей, он сиреневого цвета. Прохожие смотрят на священнослужителя и удивляются, задавая себе вопрос: «Зачем попу такие широкие рукава? – И сами, смеясь и тыча пальцем на служителя церкви, отвечают на него. – Чтобы прятать уворованное!».

С рассветом спешат к своим рабочим местам рабочие, лавочники, ремесленники и уличные торговцы. На них темно-синие и черные картузы, редко с лакированным козырьком, суконные черные и темно-синие поддевки, сапоги гармошкой, сатиновые и ситцевые рубахи навыпуск – косоворотки белые, голубые, малиновые и других цветов, иногда в мелкий рисунок. Они все подпоясаны широким кожаным ремнем или шнурками, с кисточками или шариками на концах. На лавочниках поверх рубахи одета суконная жилетка, из-под которой свободно свешиваются полы рубахи. А дворники уже заканчивают свою утреннюю работу.

Вся разношерстная толпа прохожих в будничные дни одета не ярко, скромно. Общий тон одежды тёмный, хотя изредка мелькали белые гимнастерки и кители учащихся, военных и чиновников, да белые блузки женщин.

Ярким пятном на центральных улицах Омска выделяется одежда кормилиц. Их наняли богатые семьи для грудных малышей. В большинстве случаев это дородные молодые женщины, часто красивые, отдавшие своих младенцев в деревне в чужие семьи и поступившие на службу в городе за «неплохие харчи» и заработок, превышавший заработок хорошей прислуги. В богатых семьях было принято одевать кормилиц в русскую национальную одежду – нарядный сарафан, расшитый кокошник с разноцветными сатиновыми лентами сзади, с пышными расшитыми рукавами. Прогуливаясь по улицам и толкая впереди себя коляски с плетеными корзинами, с младенцами внутри, эти женщины украшали окружающую обстановку, вызывая умильные взоры горожан, встречающихся на их пути. Но сегодня праздник – Светлое Христово Воскресение. Сегодня все одеты празднично.

Мужчины – возрастом за тридцать лет и из цивильного сословия облачились в укороченные пиджаки без подкладных плеч с завышенной талией и удлиненными лацканами. Голова каждого из них покрыта мягкой фетровой шляпой, у некоторых без полей, вывернутых из длинного фетрового колпака. Чуток поодаль от них, – на территории, прилегающей к зданию Драматического театра, у здания женской гимназии стоят группы молодых щёголей по пять – шесть человек. Они вьются возле весёлых молоденьких хохотушек, блистают остроумием и джазовыми костюмами – туго застегнутыми пиджаками и брюками-дудочками. В этой молодёжной среде царит лёгкость и свобода мышления. Как часто любят выражаться они: «Свобода от старых предрассудков».

– Гляньте, как старые петухи распушили свои перья, – смеясь, проговорил высокий худощавый студент, показывая пальцем на группу мужчин средних и вышесредних лет, о чём-то тихо беседующих друг с другом и как бы мельком бросающих взгляд на дам, проходящих мимо важной, медленной походкой. – И ведь думают, что никто ничего не замечает. Так и несёт от них животной вонью, вот ведь козлы вонючие!

И действительно, их взгляды сквозили похотью, которую, как это они ни скрывали, невозможно было утаить как от шумной весёлой молодёжной компании, так и от самих дам, умышленно бросающих кокетливый взгляд на мужчин, как, впрочем, и от каждого из них.

Отдельно от группы старших ребят стоят в тени берёзы три юные молодицы и тихо беседуют, изредка бросая завистливый взгляд сияющих глаз на весёлых хохотушек, стоящих в группе студентов.