Анастасия Графеева - Кривые Жуковского

Правильных ежиков, которые иголками наружу, берут домой, поят молоком из блюдца, селят, например, за диваном. А на воле у них ночная охота на тех, кого обычно не жалко, норки, детишки и даже вроде бы линька.

Неправильный ежик спешит домой, топчет золотые листья модными сапогами.

«Я – мышь, – думает, – игольница я».

Заходит в дом. Не задевая ни косяков, ни стен, аккуратно снимает пальто.

– Привет, дедуня!

Не слышит тот, голоса из телевизора громче ее.

«Мой дед – герой. Мой брони-дед!» – с восхищением думает она о деде.

Он рассказывал ей частенько, что в него не то что иголки, в него и копья прилетали…

Пьет чай, мажет маслом хлеб, моет за собой посуду. Делает уроки, рисует невнятное, надевает пижаму. Оглядывает себя перед сном. Ни следа.

***

– Может, Полюшка, что-нибудь с волосами тебе сделаем? Ну что ты глаза закатываешь? Нужно просто один раз найти свою прическу. Это проще, чем ты думаешь. Даже не надо много экспериментировать, перекрашиваться в разные цвета. Нужно просто найти профессионала, который подскажет. Неужели ты не хочешь в себе ничего изменить?

Полина не ответила, и Варвара предприняла еще одну попытку.

– И, кстати, надо пальтишко твое заменить. Например, если сделать короткую стрижку, знаешь, вот тут попышнее оставить, а здесь прям так коротко, то можно взять приталенный плащ, примерно до колен. Я вчера, кстати, даже присмотрела… Полин, Полина? Я же с тобой разговариваю, хватит пялиться в ноутбук.

– Мам, я уроки делаю.

Варвара редко заходила в комнату дочери. В основном тогда, когда ей было страшно. Обычно Полина не давала поводов за себя бояться. Чаще Варвара находила их сама: в плохих оценках, в грустной музыке, доносящейся из-за ее двери, в несъеденном завтраке. А сейчас и искать ничего не пришлось – в школу вызывают.

– А что задали?

Варвара попыталась заглянуть в монитор. Они сидели на кровати. Полина, прижавшись спиной к стене, держала на коленях ноутбук. Варвара сидела на самом краешке, все собиралась уйти и никак не решалась.

– Про разные города России, по географии.

– Понятно.

«Человек. Начало», – думала когда-то Варвара, смотря на сморщенное тельце дочери, прикутанное розовой пеленочкой, и боялась продолжения. Мыть, кормить, вовремя укладывать спать, не подпускать к опасным предметам, если заболела – к врачу, а дальше по его рекомендациям – с этим, Варвара знала, справится. Она больше думала о том, не упустит ли она тот момент, когда дочь научится испытывать боль не только от расцарапанных коленок и ушибленного лобика. Ведь когда она впервые почувствует одиночество, она не сможет подобрать для него слова, она просто попытается вылить его слезами. Она ведь еще не будет знать, что его не вылить, не вытравить, не вылечить. И она точно не придет с этим к Варваре. И с обидами к маме тоже она будет ходить недолго. Научится прятать их в себе, какие поглубже да на подольше, какие так, чтобы и до дома не донести.

– Людмила Васильевна меня в школу вызывает.

– Пойдешь? – не отрывая глаз от монитора, спросила Полина.

– Не знаю. Идти?

– Как хочешь.

Варвара помнила тот день, когда впервые отвела ее в детский садик. Она вернулась домой одна и занялась уборкой. Искусала губы, сломала ноготь, разбила вазу. Сидела со стаканом чая и смотрела на часы, как в окно, в телевизор, в книгу. Вышла из дома пораньше. Стояла почти час под дверью, вслушивалась в детские голоса, тщетно пытаясь вычленить из них Полинин. Минута к минуте, в положенное время вошла в группу. Воспитатель ей улыбнулась, ушла и вернулась, ведя Полину за руку. Полина подошла к маме и прижалась лицом к ее бедру. Варвара погладила дочь по головке. Все хорошо, только и сказали ей. Варвара не поверила и спросила дома Полину. Дочь обнимала маму за шею, елозила на ее коленях и нехотя отвечала на вопросы, коверкая слова: «Не обизали, касу, игауа».

Что все хорошо, ей потом говорили каждый раз. Еще говорили, что Полина послушная, покладистая и даже один раз назвали «подарком любому воспитателю». Варвара вела Полину домой и злилась. Она сжимала ручку дочери все сильнее и сильнее, а та молчала, терпела. И когда наконец пискнула, Варвара очнулась, отпустила. Покладистая, хорошая, ест все, что дают, если забирают игрушку – отдает, говорят: «Уйди», – уходит. Воспитатели таких детей любят и очень быстро перестают замечать. А другие дети… Варвара упорно допытывалась об этом у Полины перед сном: «Полёчик, тебя сегодня никто не обижал?» – Нет. – «Ты мне расскажешь, если тебя будет кто-нибудь обижать?» – Да. – «А игрушки у тебя не забирали?» – Нет. – «А с кем ты играла?» – С Ваней. Варвара целовала дочку в макушку и еще долго сидела у ее кроватки. «Не будь такой, как я, – шептала. – Не будь такой, как я…».

– А что ты натворила-то?

– Ничего.

Потом началась школа, и Полина стала подарком уже для учителей. Звезд с неба не хватает, что говорят, выполняет, дисциплину не нарушает. Кого у нас сегодня нет? И понимают, что Полины, только наткнувшись на ее фамилию в школьном журнале.

– Полина, пошли делать уроки, – звала Варвара. Та оставляет игрушки, садится за тетради. «Пиши». Не пишет. Не понимает, сидит молча, с ровной спиной, смотрит то в учебник, то в тетрадь. «Ты кукла, Полина», – говорит Варвара. Полина поднимает личико, смотрит на маму, улыбается. А Варвара злится. «Если бы я хотела себе куклу, я бы купила ее в магазине», – думает она и ненавидит себя за это. Кусает губы. Обнимает дочь, зацеловывает круглое личико.

– Плохо.

– Что ничего не натворила?

– Ну да. Хоть раз бы окно мячом разбила или цветочным горшком в стену кинула…

– Ага, или встала и ушла посреди урока.

– Ну хотя бы.

– Так ты пойдешь?

– Если спросят, скажи, я на работе, вырваться не могу.

Варвара знала, что подросток – это человек, выкрученный на максимум. Все везде колется, все остро, больно, все отвратительно. И мир отвратителен, и ты сам тоже.

Конечно, Варвара подумала об этом заранее. Еще сидя у песочницы, в которой Полина строила замки и лепила пирожки, рассуждала о грани между мамой и подругой, которую необходимо нащупать, чтобы ее держаться, чтобы дочь с ней секретничала, советовалась, доверяла.

А теперь, рассуждала растерянная Варвара, с зашторенной со всех сторон Полиной не то что подругой, тут и мамой не всегда получается быть.

Она догадывалась, что дело не только в пресловутом «возрасте». Для нее эта история началась недели две назад. Она подозревала, что для Полины намного раньше.

***

– Дедуня опять митингует, – улыбнулась Полина, входя на кухню.

Варвара улыбнулась ей в ответ. Она держала в одной руке стеклянный заварник, свободной махнула в сторону гостиной, вроде как «пусть». Подставила к своему, приготовленному под чай стакану еще один.