Григорий Семяшкин - В поисках русака, или Русский исход

Клим, закончив архитектурный институт, короткий срок работал в проектном бюро дизайнером. Это опыт позволял ему быстро разобраться в цене, найти достоинства и изъяны сдаваемого или продаваемого помещения. К моменту встречи со мной у него был опыт, наработанные связи, авторитет, но не было движения рынка. В кризис аренда и продажи стояли. К тому же, как он мне рассказал, на действие рынка оказывали существенное влияние люди, кормящиеся от власти.

– Раньше была страна, государство, созданное как единое целое, – рассуждал риэлтор, – с общей собственностью, с одним главным интересом – поступательным развитием экономики, а что сейчас? Он задавал вопрос сам себе.

– Государством назвать нельзя. Лоскутно сшитое сообщество, с разными интересами, нанизанными на живую нитку закона, со всем разного для всех. Управляющее меньшинство старается загнать большинство в экономическое рабство. Каждый из власть имущих, с тараканьей проворностью, тащит в свои сусеки кусок бюджетного пирога. Самый выгодный бизнес – приватизировать бюджет. На рынке недвижимости конкуренции добросовестной нет. Они, – он имел в виду власть придержащих, – передают своим людям в аренду государственную собственность по льготной ставке, а те уже, на условиях субаренды, вновь передают ее тем же государственным организациям или частному бизнесу по более высокой ставке. Доход делится в пропорции – двадцать процентов государству, а восемьдесят процентов частной структуре, приближенной к власти.

– Какая конкуренция? – вопрошал Клим, и возмущенно сокрушался – они безбожно топчут интересы других. Для нас, всех остальных, зарабатывающих хлеб своим трудом, есть одна роскошь – нищета. Мы с нею спим спокойно. А днем вкалываем. Я, в течение месяца, приводил на просмотр одной квартиры тридцать человек, в основном всякого сброда. Уговаривал, выяснял их платежеспособность, порядочность, чтоб они хозяйку не «кинули». А она, в один прекрасный день, договорилась с другой фирмой по недвижимости, и сдала квартиру. Я потратил, – горечь песней лилась в голосе риэлтера, – только на проезд почти полторы тысячи рублей, мне пришлось ехать на окраину, к одному долбанному должнику, кстати директору фирмы, чтобы выцарапать у него старый долг, три тысячи рублей несчастных у этого жмота, он не представляет, – риэлтор был взволнован, говорил возмущенно, – как достается нам этот хлеб, это очень тяжелая работа. Вот, например, в том месяце, был прокол. Молодежь отмороженная, – продолжал риэлтор, – привел к хозяйке парня с девушкой, пара лет по девятнадцать-двадцать, оба работают, только не женатые, живут гражданским браком, это теперь модно. Через неделю – катастрофа. Хозяйка звонит. Залили соседей, три квартиры вниз по стояку. Девушка, милая такая, худенькая, стройненькая, оказалась проституткой, а парень был у нее сутенером, развозил ее на машине по клиентам. Напились и сорвали кран в ванной. Хозяйка квартиры потребовала с меня неустойку. Пришлось платить. Или другой случай. Привел на квартиру женщину лет тридцати пяти– тридцати семи, директора магазина, она развелась с мужем, квартира потребовалась срочно. Также дней через десять звонок от хозяина квартиры:

– Кого привел?

Оказывается, женщина встречалась на квартире с любовником. Их застал ее бывший муж, и разломал всю мебель и унитаз. И таких примеров целая энциклопедия.

– Народ нищий. В кризис работать в три раза труднее. В массовом порядке начинают проявляться психические обострения, – отчаяние звучало в его голосе. – Мне вспомнился фильм «Освобождение», где Гитлер, запертый в подвале рейхсканцелярии, кричал:

– Где Венк? – затем переходил на иступленный шепот – Венк, Венк. Поднимая скрюченные, нервные болезнью пальцы рук к потолку, прислушивался, вместо спасительного голоса провидения звучали артиллерийские приветы Красной Армии.

– Бум, бах, бум – вбивали они раскаленные гвозди в мозг недавнего Властителя Европы, а теперь человека, переполненного отчаянием. Сцена в фильме достоверно передавала крайнюю степень отчаяния, черту, за которой находилась черная полоса безуспешной жизни.

Мне показалось, что эмоции, рассказывающего о своей жизни риэлтера, также приближались к этой грани.

– У нас трудная, очень трудная работа, труд без благодарности, – почти скулил риэлтор, и сам себя спрашивал.

– Какую благодарность можно ожидать от этой массы пустых людей, возомнивших себя в кризис состоятельными людьми? Ранее, таких без церемоний заселял в малосемейки. Подлянка заключается в том, что до конца кризиса других не будет. Они чувствуют это каким-то стадным инстинктом. Придется до октября месяца вот так крутиться, почти вхолостую. В сентябре люди придут из отпусков, в начале октября получат зарплату, и будет какое-то оживление. Произойдет наплыв студентов на первую сессию. – Еще март, а предположения, о ситуации в октябре, подняли ему настроение. На лице Клима появилась улыбка. Было совершенно очевидно, он будет изо дня в день наматывать километры, организуя встречи с десятками людей:

– Я предлагаю вам сейчас временно, дней на двадцать, сдать жилье людям, приезжающим в республиканскую больницу. Как правило, они тихие. Утром шастают по кабинетам врачей, в квартиру приходят только на ночь. Протянем так до осени. смены, а потом уже легче будет.

Слушая его, я испытал двойственное чувство, с одной стороны, мне было жаль человека, выбравшего профессию городского скитальца, а с другой, я испытывал к нему уважение, как к профессионалу, стойко и без лишних иллюзий, переживающему бремя кризисного времени. Я понимал, что он догадывается, что после периода долгого бессилия следует возврат времени пробуждения силы. В скором времени успех будет сопутствовать профессионалам, своим трудом пробуждающем веру в лучшее будущее, способным на поиск новых возможностей в любых условиях. Одним из них был сам Клим. Дух силы, опирающийся на принципы, выдавал в нем такого человека. Принципиальность его проявилась в ситуации, о которой он сам и рассказал. Слушать его можно было часами, анекдотические ситуации в его повествовании чередовались с психологическими драмами.

– Сегодня днем приходила одна плачущая клиентка, как это говорят, ревела «белугой». Хотя я не понимаю, какие могут быть слезы в воде? Скорее уж раненой коровой, бок которой разодрали когтями росомаха или медведь. Я строительную практику проходил в колхозе. Был там такой случай, корова прибежала на дойку, покусанная зверем. Раненое животное стонет, слезы текут из больших глаз, доярки тоже рыдают. Трагедия на фоне веселого деревенского пейзажа. Летние дойки обычно размещают на берегу реки, возле водопоя, и ветерок есть, гнус отгоняет. Травка зеленеет, река голубеет, а вдали лес темнеет. Там прячется коварный зверь. Ему слезы – вода. Он кровь чует. А тут, в городе нашем, другой зверь таится, равнодушный к чужим переживаниям, – рынок. Женщина, еще молодая, лет тридцати или чуть больше, мать двоих детей, семья, которую бросил муж, она меня просит: