Валерий Заворотный - Гавриил, или Трубач на крыше

Он хохотнул и, быстро повернувшись, исчез за дверью.

Уже приближались сумерки, когда сантехник Василий Губин с прапорщиком Семеном Тюлькиным подошли к одному из домов серии Щ-991.

Сантехника держал в руке пластиковый пакет, слегка позвякивающий при ходьбе.

– Ты вот что, Семен, – говорил он другу. – Ты, значит, сразу-то не встревай. Мы сперва зайдем, я скажу, что случайно, мол, встретились. Потом бутылек поставим, колбаски нарежем, еще кильки банку я прихватил. С утра ведь ни куснул ничего – всё базарили с ним, аж не заметил, как день просклизнул.

Василий был весел, однако веселость эта сопровождалась некоторой нервозностью.

Тюлькин по мере приближения к дому тоже начал испытывать легкое беспокойство. Состояние приятеля отчасти передалось и ему. И хотя повода нервничать вроде не было, но вид окна на первом этаже почему-то его тревожил.

– А чего свет у тебя не горит? – спросил он Василия, указав на темный проем.

– Да бес его знает. Может, он электричество экономит. А может, ему свет и без надобности. Я ж тебе говорил: он сам, зараза, светится.

Они зашли в подъезд, где на стене висели обгоревшие почтовые ящики и виднелись корявые письмена самого разного вида и содержания, нацарапанные гвоздем или ножом.

– Вонища же у тебя здесь, – брезгливо сказал Семен.

– Агась, – подтвердил Василий. – У тебя в парадняке тоже, поди, не духами пахнет.

– И то верно, – согласился прапорщик.

Поднявшись на несколько ступенек, они остановились перед обитой жестью дверью губинской квартиры.

– Давай звони. – Семен по привычке отступил на полшага за спину Василия.

Губин медлил, собираясь с духом.

– Да звони ты, блин, – подтолкнул его прапорщик, чувствуя, что еще немного – и ему расхочется входить в эту чертову хату.

– Щас! Не гони! – огрызнулся сантехник, поднял заметно дрожавшую руку и надавил на кнопку звонка.

Квартира молчала.

Выждав немного, Губин позвонил снова.

За дверью не было слышно ни звука.

– Вдруг ушел? – с надеждой спросил Василий.

– Погоди, – ответил прапорщик, испытывая всё большее желание повернуться и топать назад. – Ты, когда уходил, дверь сам запирал?

– Сам, – неуверенно промямлил сантехник.

– Ну, тогда давай открывай. Чего стоять-то? – Семен Тюлькин с кривой ухмылкой поглядел на него.

Василий пошарил в карманах и вытащил ключ.

– Может, еще позвонить?

– Ты лучше ногой вдарь, – съязвил прапорщик. – А я пока за кувалдой сгоняю.

Губин шмыгнул носом, воткнул ключ, повернул его и осторожно потянул за дверную ручку.

Дверь скрипнула, открыв проход в темную прихожую, где под потолком висела незажженная лампочка, а в глубине проглядывалась вешалка и старая куртка, висящая на ней.

– Твои шмотки? – тихо спросил Семен у сантехника.

Василий молча кивнул.

– Э-э-эй!.. Есть кто-нибудь? – Тюлькин нервно облизнул губы.

Никто не отозвался.

Помедлив, Семен сделал шаг, отстранил плечом сантехника и, стараясь не выказать робости, шагнул в прихожую. Он быстро нащупал на стене выключатель и резко шлепнул по нему ладонью.

Зажегся свет.

В прихожей никого не было.

Прапорщик медленно приблизился к двери в туалет, распахнул ее, и заглянул внутрь.

Туалет был пуст.

Обследовав кухню и комнату (тоже пустые), Семен Тюлькин обратился к сантехнику Губину, всё еще не рискнувшему переступить порог собственного жилища.

– Архангел, говоришь, – улыбнулся он. – Нету его, Вася. Улетел твой архангел. Тю-тю.

Василий вошел, держась поближе к стене. Прапорщик Тюлькин смотрел на него с сочувствием.

– Потерял ангелочка, Васенька? Может, он под тахту залез? Или в шкаф сныкался? Ты поди, проверь.

Губин молча направился в комнату, задел дверной косяк, мотнул головой, а потом…

Потом прапорщик Семен Тюлькин увидел вот что.

Увидел он, как у Васьки Губина, старого знакомца его Васьки Губина, поехала крыша.

Ошизел, тронулся, долбанулся Васька Губин в момент.

Стоял этот дурень в дверях своей комнатухи, низко кланяясь пустой бутылке, торчавшей посреди стола.

– Гаврюша, – сказал он, – так ты здесь?

Бутылка, натурально, ничего не ответила, а Васька продолжал молоть языком.

– Задержался я малость, Гаврюша, не серчай. Зато вот пожрать принес. Ты ведь и сам тоже не евши.

И трясся, гад, как поросячий хвост. Щелкал зубами – и молол, молол.

– Пройду, Гаврюша, сейчас пройду… Да нет, ты сиди, мне стул без надобности. Я счас колбаски нарежу, килечку открою.

Затем начал, обалдуй, колбасу из пакета тягать, банку с кильками, буханку хлеба достал, уронил на пол, задергался, схватил одной рукой, а другой бутылку вытащил. И всё – на стол. Затем повернулся к Семену и стал в него пальцем тыкать.

– Познакомься, – говорит бутылке. – Это друг мой, Сеней зовут. Ты не смотри, что в форме. Он добрый. Он тебе праведника враз найдет. Он кого хошь найдет… Правда, Сеня?

Не по себе стало Семену Тюлькину. Захотел он врезать дураку, чтобы в чувство его привести, да пожалел. А тот всё кивает. Но уже не пустой бутылке, а через нее – стулу, что возле стола стоит.

– Отыщем, Гаврюша, праведника, – говорит. – Не боись, непременно отыщем. И трубу твою починим. Всё сделаем.

Тут пришла Семену в голову мысль, что косит Васька Губин под шизика – чтобы самому бутылку оприходовать, чтобы с ним не делиться. Хочет психом прикинуться и выпроводить его.

Не снес такого жлобства Семен Тюлькин. Плюнул в угол, развернулся и потопал к дверям.

А этот жлобина выскочил за ним в прихожую и заверещал: «Куда же ты, Сеня? Посидим, поговорим. Вон и Гаврюша тебе рад. Познакомился бы хоть с Гаврилой».

Обернулся прапорщик и увидел, что глаза у Василия под лоб закатываются и ручонки трясутся. Вот-вот пена изо рта полезет.

Все ясно стало Семену Тюлькину.

– Наширялся-таки, козел! – крикнул он дружку своему Василию. – Я тебя, засранца, сразу просек… Ну, погоди, придешь ты еще ко мне, я тебе покажу архангелов!

Натянул Семен фуражку по самые уши, сплюнул еще раз на Васькин пол и вышел за порог, хлопнув дверью.

В квартире Василия Губина наступила тишина. Хозяин стоял посреди комнаты в пятнадцать квадратных метров, опустив руки и не смея пошевелиться. Круглый стол перед ним ломился от яств. Лежала там колбаса «Докторская» на серой бумажке, три плавленых сырка, банка кильки пряного посола, банка салата «Краснодарский», хлеб лежал, бутылка стояла, желтой пробкой завинченная. Рядом еще одна бутылка была. Правда, пустая.

Но не радовал Василия тот стол. Потому как по другую сторону сидел, уставившись на сантехника, человек в балахоне. И страшен был лик его.

Гадал Василий, понурив голову: прямо ли сейчас впечатают его в стенку, или обождут малость, поизгаляются.