Валерий Заворотный - Гавриил, или Трубач на крыше

«Хорошо еще в стенку, а то ведь и прикокошить может, – горестно думал Василий. – Ему, поди, человечка пришить – раз плюнуть. Пальцем шевельнет, и готов».

Представил себя Василий Губин лежащим на грязном полу – тощим, бледным, не выпившим ни глотка, не закусившим килечкой. А до стола-то было рукой подать.

И печаль окутала душу сантехника.

– Значит, праведника ты привел, Вася? – услышал он голос архангела.

Но не басил тот, нет. И в голосе его не расслышал Губин угрозы. И злобы никакой не расслышал. Даже какая-то веселость в нем прозвучала.

Поднял Василий голову и увидел на лице архангеловом улыбку.

Улыбался старикан в балахоне, улыбался.

И понял Василий Губин, что убивать его сейчас не станут.

– Гаврюша, – выдавил он повинным голосом. – Прости! Ну, прости гада. Перетрухал я… Ну, сам посуди… Но я ж ничего. Я ж только…

– Погулять вышел, – перебил его архангел, ехидничая.

Губин тоже попробовал улыбнуться. Улыбочка, правда, вышла кривенькая.

– Ты бы сбегал, дружка-то своего вернул, – продолжил архангел. – Нехорошо одному трапезничать.

– Дык, мы это… Мы с тобой вдвоем посидим. Нам и вдвоем неплохо, – отозвался Василий. – А Семен, он чего? Он просто так зашел, для поддержки штанов. Один-то я идти побоялся, напугал ты меня утром, Гаврюша. Я спросыпу очухаться не успел, а тут… Давай вот лучше глотнем чуток, колбаской закусим, я еще кильку открою.

Гавриил ничего не ответил, поднялся и подвинул стул.

– Садись, ешь.

– А ты?

– Ешь, ешь, – повторил архангел. – Голоден, поди.

Не стал возражать Василий, тут же слетал на кухню, отыскал консервный нож, пару вилок, другой нож прихватил, два стакана, вернулся в комнату, открыл, суетясь, банку салата, банку кильки, накромсал хлеба толстыми ломтями и колбаски порезал.

– Всё, – сказал он. – Присаживайся, Гаврюша. Хочешь – на стул, а хочешь – на койку садись, я к ней стол придвину.

Архангел помедлил и сел на тахту. Губин придвинул поближе к нему круглый стол с мятой скатеркой, сам устроился напротив.

– Ну, давай чуток, для разгону! – Он лихо отвернул блестящую пробку и налил в каждый стакан грамм по сто, ибо не хотел выглядеть алкашом перед духовным лицом.

– Со свиданьицем, значит!

Гавриил покосился на водку, однако прикасаться к стакану не стал.

Василий подозревал, что тот может оказаться непьющим. Но уж больно хотелось ублажить гостя. Душевный ведь оказался мужик. Запросто мог по стенке размазать, а не размазал. И даже к столу присел – не побрезговал.

– Совсем, что ли, не пьешь, Гаврюша? – спросил он.

Архангел опять посуровел и посмотрел на него не то чтоб с осуждением, а скорее, с какой-то жалостью.

Губин сообразил, что более приставать не надо. Мигом оприходовал стакан, крякнул, ухватил пальцами кильку из банки и закусил. Отправил в рот еще пару килек, взял кусок хлеба, положил на него шмат колбасы, быстро сжевал. После чего, не удержавшись, – еще три ломтя «Докторской».

– Сам-то возьмешь хоть малость? – посмотрел он на Гавриила. – Что ж я один? Неудобно как-то, Гаврюша.

– Обо мне не печалься, – произнес архангел ровным голосом. – Вкушай хлеб свой.

Поняв намек, Василий отодвинул стакан, бумажку с колбасой, выбрал кусок хлеба потолще, и принялся его жевать.

Какое-то время царило молчание, нарушаемое только чавканьем Губина. Плохо шел хлебушек всухомятку.

Архангел сидел с закрытыми глазами и казался отрешенным.

Посчитав, что хлеба он вкусил достаточно, Василий тихонько взял со стола бутылку, налил полстакана и заглотнул под килечку.

Приняв свое (пусть и без смака, и в одиночестве), Губин сметал почти всю банку салата «Краснодарский», доел колбасу (один кусок на бумажке оставил, чтоб совсем уж не выглядеть жадюгой), затем плеснул из бутылки остаток и уговорил злодейку.

И надо сказать, сильно полегчало Василию. Разлилось по жилам тепло, остатки тумана в голове рассеялись, а день, начавшийся с кошмара и потрясения, на поверку оказался не таким уж страшным.

Губин сидел на хлипком стуле, смотрел на Гаврюху-архангела и думал, о чем бы таком поговорить с гостем. А что тот не принял ни грамма, так, стало быть, не положено у них там водочкой баловаться. Или вообще – сухой закон. Очень даже может быть. А касаемо еды – кто их знает? Может, и не едят они ничего, святым духом питаются. Тоже ведь запросто.

Кашлянул он в кулачок, покосился на Гавриила и, когда тот глаза открыл, вежливо спросил:

– А как у вас там с питаньем, Гаврюша?

Отвечать ему архангел не стал. Однако и недовольства в лице не было.

Посидели они, помолчали, и решил Василий, что самое время выяснить насчет Страшного суда, о котором упоминал Гавриил.

В том, что перед ним архангел, сантехник уже почти не сомневался. Ну, разве что самую малость. А коли так, то не мешало бы расспросить о деталях.

Предстоящего суда (если такой и впрямь состоится) Василий не слишком боялся, поскольку был фаталистом и жил по принципу «чему быть – того не миновать». К тому же, как сказал архангел, судить будут всех, и это позволяло надеяться, что до него, Губина, очередь дойдет не скоро. А если начнут с главных шишек, то и подавно. Их одних трясти – на полвека хватит.

Впрочем, могли ведь начать и с другого конца.

Не сомневался Губин в одном: почини архангел свою трубу и надумай подать свой сигнал – неразбериха поднимется жуткая. В любой же неразберихе, как он знал по опыту, начальство всегда сумеет выкрутиться и найти виноватых, чтобы подсунуть их первыми. Значит, стоило просветить архангела – с кого начинать. Да и вообще разъяснить ему политическую обстановку.

В этом Василий разбирался. В жилконторе среди мужиков, как правило, говорили лишь на две темы – о бабах и о политике. Но бабы архангела едва ли интересовали. А вот политика…

И завел Василий речь о политике, постаравшись сразу заострить главную мысль.

– Политика, Гаврюха, дело стремное, – важно произнес он. – Многие вот думают, что главное – поближе к начальству пристроиться, а не то будешь, как я, – век гайки крутить. Но я тебе скажу, что и при начальниках состоять – дело рисковое. У них там свои разборки. То коммунизм, блин, строить надумают, то перестройку затеют, то еще какую-нибудь хрень. То пересажают кучу народа, перестреляют, как вон при Сталине (слышал, небось), то своих стрелять начнут. Здесь, Гаврюша, что ни затеют, всё нескладуха какая-то получается. И всё, заметь, через начальников. Так что вы там с вашим Страшным судом еще разберитесь – кого первого тягать.

Губин, осмелев от выпитого, сурово глянул на архангела. Однако, увидав нахмуренное лицо, решил малость притормозить.

– Вообще-то, мне, Гаврюха, политика по барабану. Но только вот, что у нас тут ни придумают, всё наперекосяк выходит. Сейчас вроде бы как наладилось, с колен мы, значит, поднялись, а только ведь снова, ежли копнуть, жизнь – у кого как. Начальнички обжираются, деньжищами сорят, а начнешь правду искать – хрен добьешься. Вор на воре сидит. Цены, блин, растут. На прилавках полно, да поди, купи.