Евгений Москвин - Лечение водой

Ваш роман не годится. – «Не могу позвонить».

Рассмотреть – на потолке, там – на потолке! – узнать, позвонить – ходит, шагает – тихонько-быстро тент неизвестности идет по потолку за Костей и все накрывает.

Позвонить в журнал, рассказать – пролить свет, открыть им глаза… – «я никого там не знаю, не поверят». Тем более роман раскритиковали — Костя совсем раздавлен.

«Вообще они все вместе, сговорились, и так всё знают – и Лобов позвонил».

Позвонить, узнать, что с романом… – да это совершенно неважно, – напевный голос Уртицкого. Сверху – как из тумана. Один считает одно, другой – другое.

«Не могу ни за что ухватиться!» – туман, туман на потолке.

Костя боится, боится и ходит, шагает – узнать – и «тент» тихонько-быстро следует за ним по потолку, что же будет, что будет? – втихомолку, как черное облако, накрывает, не разглядеть сквозь него.

Как внезапно появился этот тент! Сначала недоговоры: «для писателя важен жизненный опыт», «обретение семьи», тихо-скрыто…

И вдруг все выплыло наружу!

Все зависит от Уртицкого, конечно!

«Он не пропустит меня! Если только я…»

Костя ходит, ломая руки: «Что же делать, что делать?..»

Позвонить, узнать, – ходит по комнате: что же делать, что делать – на потолке, разглядеть – узнать, узнать, что с романом!.. Ты Иру-то помнишь? Невеста, Костя, невеста! Для писателя важен жизненный опыт, семья.

«Я никого не знаю в журнале мне только уже ясно скажут, что не будут печатать – это будет уже все, все раз так напрямую откажут, боюсь, боюсь… Молдунов?..»

Вы вне всякого сомнения писатель! – выставляет вперед пузо.

Позвонить в журнал – Костя ходит, смотрит – на потолке – Вы вне всякого сомнения писатель! – Молдунов с бахвальством улыбается.

«Я отправил на премию «Феномен»!» – Уртицкий тоже там решает. Мы знаем, конечно, но еще неизвестно, что там будет, – говорит Лобов.

«Уртицкий там рецензент… приходящих на конкурс работ… и жюри – сплошь его соратники-друзья. А если нет… все равно он может повлиять, прохиндей».

Скачки, скачки, болевые прогибания в груди – нет, нет, я не буду звонить Ире. Подчиниться, покориться?.. «Бездарь он, бездарь – никогда, никогда!»

Скачки, скачки души… а тент все поглощает, чтоб улеглось, устаканить, мягонько подчинить.

«Уртицкий втихую, закулисно сказал… в журнале и в премии… что берет на себя продвижение романа… позвонить Ире… и если не соглашусь… что если он скажет Молдунову, что я и с ним стал спорить? И тот поверит, конечно, бездарь, идиот. Все завернется и еще мне дурную славу Уртицкий сделает! Что если он скажет что-нибудь такое… нагадит, и я уже не смогу пробиться… никуда…

Что же делать, что делать?» – ходит, ходит, ломая руки.

Страшное холодное опустошение и боль. «Как, как это может быть?!! То, что происходит… это просто…» расклинивающая боль.

Кость, ты Иру-то помнишь?.. Записка тебе предназначалась. Ты Иру-то помнишь?

«Никогда, никогда не продамся!»

И вдруг это осторожное, мягкое чувство, что он не может не считаться с Уртицким, надо быть аккуратным – «а то я испорчу себе репутацию. В литературных кругах». – Задавить, задавить это презрением – я не продамся!

А ты ведь сейчас не работаешь, да, Кость? Мы знаем, конечно, что ты отправил свой роман на премию…

Там деньги, да. Деньги на кону, награда.

Но ведь еще неизвестно, победишь ты или нет, – резюмирует голос Лобова.

«Уртицкий продвигает Лобова. У них сговор – это очевидно, – всколыхивается Костя. – Как же быть? Как все это обойти и пробиться? Как обойти? Вот как-то надо так чуть-чуть и…» – Левашов представляет, будто протискивается через узкое пространство… но все вдруг падает в душе – не получится

……………………………………………………………………………………….

Получить молодежную премию – что может быть притягательней! А уж «Феномен», с ее многотысячным конкурсом и чарующим блеском, – это мечта нового поколения писателей. И какие мгновения славы: огромная зала, столько сияющих, медийных декораций – в момент взлетаешь на вершину славы! Море фотовспышек, внимательные объективы телекамер отсвечивают фиолетом…

Но главное, эта премия – еще и признание серьезных ценителей, – вся высокая творческая общественность в сборе.

Словом, отличный старт в литературу!..

«Там Уртицкий все контролирует… – да, Левашов все годы это чувствует, по его молчаливой ухмылке. – И теперь, если я не соглашусь встречаться с Ирой… но может как-то просто позвонить, договориться………………………….»

Поддаваясь порыву, в какой-то момент он подскакивает и звонит Уртицкому.

– Алё-ё? – пропевает Уртицкий в трубку. Мягкий, покладистый голос.

– Владимир Михайлович?

Они здороваются. Костя говорит Уртицкому, что съездил на выездной семинар, его обсудили…

«Что еще я могу сказать?!..»

– Ну хорошо. Что обсудились.

– Слушайте… – смешливо произносит Костя в трубку. И дружелюбно – так, будто отговаривается, не хочет портить отношения с Уртицким. – Я хотел вам сказать. Я все понимаю, да. Спасибо, что замолвили за меня слово в журнале, я это уже понял… но по поводу остального… ничего другого мне не надо. Я сам разберусь, что мне нужно, понимаете? Хорошо?

Он так и говорит этим вежливым, отнекивающимся тоном. А внутри все сковало.

– А-а… – протягивает Уртицкий. – Ладно, хорошо.

– До свидания. Еще раз спасибо за протекцию.

Этот телефонный разговор – накануне очередных занятий в студии. А на следующий день, когда Костя туда приходит, Уртицкий только и делает, что подхихикивает над ним и колет буквально по любому поводу. Каждый раз, когда Левашов начинает говорить о проблемах в современной литературе, Уртицкий принимается ехидно разводить руками с кислой улыбочкой – так, что Костя все время чувствует себя дураком. (Другие участники студии не очень понимают, в чем дело, но и не особенно-то обращают внимание).

После вечера, когда они едут домой, Уртицкий как всегда принимается рассказывать одну творческую историю – еще из советских времен…

– Я тогда регулярно ездил на юг Москвы. Мы там готовили один текст к публикации, который так и не вышел… – и произнося это, он опять так тихонько-тихонько поводит, поводит в сторону Левашова своими большими глазками…

Когда Костя приходит домой… Внутри у него:…………………………………………

……………………………………………………………………………………….

……………………………………………………………………………………….

……………………………………………………………………………………….

Я сам разберусь, что мне нужно, понимаете? Хорошо? – Костя как отговаривается – добро, смешливо. – Спасибо за протек… – Мы там готовили один текст к публикации, который так и не вышел, – резко и твердо произносит Уртицкий.