Игорь Михайлов - Вторник, №19 (38), февраль 2022

– Ему не хватало близости, – убеждённо продолжала она.

– А ты ему эту нехватку восполняла.

– Не я одна.

– Веский аргумент, нечего сказать. Наверное, он должен послужить смягчению твоей вины.

– А я не считаю себя виноватой, – Леднёва закачала головой из стороны в сторону, при этом опустив уголки губ вниз.

Самоуверенное выражение в то же время делало её лицо глупым.

– Так чего ж ты сейчас хочешь от меня, если не прощения? Прежних отношений? Может, и с Кириллом мне тоже помириться? Ведь никто не виноват, кроме меня, как я погляжу.

Леднёва затихла, но потом примиренчески выдала:

– Ты Демиду понравилась. Очень.

– Тебе-то что? Может, ты и на него виды имеешь? Так давай, не теряйся, – усмехнулась я.

Я всё-таки задела её за живое.

– Да пошла ты… Делай людям добро после этого, – изображая обиженную, сказала Леднёва.

– Твоего добра мне точно не нужно. Держи его себе.

– Много ты понимаешь…

Я отвернулась и пошла по коридору в аудиторию, на ходу застёгивая белый халат. Поправив хорошо накрахмаленную шапочку, я вошла.

Арсен махнул мне рукой из средней колонны аудитории, где он сидел в первом ряду, и я сразу направилась к нему. Какое счастье, что он пришёл вовремя. Опустившись рядом с ним, я легко вздохнула.

– Привет. Обошлось? – спросил он.

– Его удалось избежать, но не Леднёву.

Не успела я произнести эти слова, как Кирилл вместе с Леднёвой вошли в аудиторию. Профессор появился сразу вслед за ними, и лекция началась.

Арсен правильно рассчитал, сев впереди. Почти до самого верха свободных мест не было, и Кириллу с Леднёвой пришлось идти под потолок. И если они смотрели мне в затылок, то я в их сторону не смотрела вовсе.

На практические занятия в двадцатую поликлинику мы с Арсеном поехали вместе в его комфортном и навороченном ламборджини. К тому же нам было что обсудить по делам нашей практики в Централке. (Как оказалось, меня направляли вовсе не туда, но раз Георгий Арсенович пообещал помочь с переводом, то эта тема уже не являлась моей головной болью. Повезло.) Расставшись потом на паркинге у меда, где я оставляла свою крошку «ау», мы с Арсеном договорились встретиться в «Lajazzo», чтобы перемолоть за ужином все технические стороны полуторамесячной работы ассистентами профессора Быстрова.

Он просто чудо, этот Арсен. Его талант зашкаливает. Мне кажется, что он знает всё наперёд. Он так говорит о нашей интернатуре, будто этот вопрос уже тоже решён, хотя до конца учёбы ещё пару лет. Всё-таки хорошо иметь дело с толковым парнем, а точнее другом. Просто заботливым другом. Его отец готовит ему частную клинику под ключ, и Арсен этого стоит. Он стопроцентный хирург. Вполне возможно, к тому времени он будет вовсю оперировать по стране и за рубежом, где он планирует пополнить своё обучение, сразу же по окончании нашего меда. А вот где буду я – пока не знаю.

Но не только мысли о дальнейшей учёбе занимали меня сегодня. Весь день я боролась с другими мыслями. О Демиде. Даже когда мы с Арсеном довольно серьёзно говорили о нашей врачебной карьере, Демид лез мне в голову. Мне не хотелось думать об этом парне, внезапно вторгшемся в мою жизнь и мой сон, но почему-то думалось, причём очень настойчиво. Без конца вспоминался мой сон и его присутствие в нём. А главное, его губы, мягкие и горячие, блуждающие по мне с совершенно откровенной наглостью. Неужели мне этого хотелось? Почему я не отталкивала его во сне, ведь в реальности я его отвергла?

Ночью мне захотелось есть. Перечитывание лекций и поиски дополнительного материала для моего публичного доклада по судебной медицине вымотали меня совсем. Около полуночи я заварила себе очередной кофе и, взяв кусочек шоколада, настругала его на пенку, бугорком лежащую в кружочке переполненной до краёв кофейной чашки. Запах кофе всегда успокаивал меня, и, ещё не начав его пить, я уже предвкушала наслаждение. Затем, достав из шкафа спред Nutella, я от души намазала его на срезанные половинки сдобной булочки – неописуемый восторг. Но не успела я поднести одну из половинок ко рту, как на мобильнике появилось: «хочу тебя видеть» и грустный смайлик с разбитым сердцем. Я вернула булочку на тарелку и, обхватив руками свои острые коленки, уставилась на текст. Я подумала, что если он пришлёт ещё сообщение, то я отвечу, а если нет…

– Ты ведь не спишь, – написал он следом.

Я улыбнулась себе, но почему-то опять не ответила. Эка невидаль, наверное, сидит в своем «мерсе» у моего дома и смотрит на светящееся в темноте окна моей квартиры. Хотя я, наверное, должна была бы удивиться тому, что он опять где-то рядом. Поступок, надо признать.

– Я вижу тебя, – появилось новое сообщение.

Это уже слишком, подумала я и стала оглядываться по сторонам.

– Что за шпионские штучки? Только не говори, что ты опять на моём балконе, потому, что тебя там нет, – написала я, привстав с дивана и глянув на балкон.

– «Высоко сижу, далеко гляжу»… – ответил он.

– Как высоко?

– Недосягаемо.

– В смысле…

– Скоро на посадку.

– Не поняла…

– Я в небе.

– Так ты не рядом? – мои мысли, казалось, повлияли на мой текст, в нём явно прочитывалось сожаление.

– А ты ждала меня?

– Ещё чего! (Зевающий смайлик – я вернулась на свой маршрут.)

– А если честно… Признавайся, давай.

– Не дождёшься.

– Чего не дождусь – признания в том, что ждала?

– Не дождёшься, чтобы ждала…

Кажется, это было грубо, но иначе не получалось.

– Я… люблю… тебя…

– Ложь!

Ну почему я не верю ему?

– Любовь не может быть ложью, – написал он.

Никогда не задумывалась над тем, как порой от прочитанного учащается сердцебиение и начинается мелькание разных волнующих сцен в голове. Но ведь это так. Заверяю, как будущий врач.

– Я избегаю прямых определений, а особенно связанных с любовью, – ответила я.

– А я иду к ним навстречу.

– Однако в реальности ты отдаляешься, великий теоретик. (Маленький самолётик и задумчивый смайлик.)

– А ты хочешь, чтобы в реальности я приблизился?

Он выводил меня на откровенный разговор, и это немного пугало меня. Я подумала, что мне надо срочно прекратить писать, пока я не привыкла к этому Демиду. Да и вообще, я не готова к новым отношениям. По правилам хорошего тона мне полагалось пройти все этапы страстей по Кириллу, включая страдания. Но, как я ни силилась вспомнить, по каким именно нашим с Кириллом отношениям я должна была бы сокрушаться сейчас, я так и не вспомнила. Всё теперь казалось опошленным и униженным, и ничего из воспоминаний не казалось дорогим сердцу. Первое, что шло на ум, – это куча его бесконечных неотложных дел, из-за которых он сбегал при первом удобном случае. Гуляли ли мы в парке вдвоём, готовили ли с ним реферат в библиотеке универа или онлайн, или вместе с нашими ребятами тусили на вечеринках – всё теперь в моих глазах сводилось к одному: он уходил раньше всех, и почти всегда один. А если и со мной, то лишь для того, чтобы отвезти меня домой, при этом целуя в спешке и многообещающе гладя мне в глаза, типа – «остальное потом». А эти короткие свидания… Мы за «наш» месяц ничего интересного не совершили. А один из двух фестивальных фильмов, которые шли в кинотеатре, мы даже не досмотрели – ему пришла какая-то важная эсэмэска, и мы вышли из зала. Я уехала домой – он «по делам». Теперь-то я знаю, что это были за дела.